Против неба на земле

Кандель Феликс Соломонович

На него наткнулись по случаю‚ засуматошились‚ растормошили‚ омочили водой иссохшие губы. Поднял с усилием голову‚ задал непростой вопрос:

– Попраны ли надежды?

– Попраны‚ – ответили. – Но частично.

– Это мы отладим...

Его принесли в крайний дом‚ и Блюма‚ жена Ушера‚ выставила на стол миску крупяного супа‚ густо заправленного картофелем для основательного насыщения‚ – бедность диктует вкусы.

Зачерпывал понемногу. Пережевывал не спеша. Насытился‚ зарозовел‚ вновь задал вопрос:

– Чудеса случаются?

– Какие у нас чудеса...

– И это поправим.

Поднял

глаза к потолку‚ прикрыл ладонью и запел. Нежданно переливчатым голосом‚ пробиваясь в высоты высот‚ жалуясь‚ тоскуя, восторгаясь и завораживая. Сбегались женщины с ребятишками. Сходились мужчины. Толпились в дверях‚ протискивались внутрь‚ заслоняли свет в окошках. Пришла даже старая Цирля‚ одолев с натугой переулок; даже ребе приоткрыл окно в доме‚ а младенцы выпустили изо рта материнскую грудь‚ зачарованные дивными звуками.

Голос устремлялся ввысь‚ как путь прокладывал‚ каждого тянул за собой во врата трепета‚ словно наступила суббота в неурочный день. Дом песней полнился. Радость восходила к небесам. Родник пробивался через завалы под сладкозвучное пение‚ гул живой воды – через запруды‚ затапливая печаль‚ орошая засушливые души‚ восторгом наполняя сердца‚ страстным желанием прильнуть к источнику‚ вознося на такие вершины‚ которых не помышляли достичь прежде. Пол отдалялся. Крыша раздвигалась. Солнце скакало шаловливым барашком‚ звезды опадали росной капелью‚ изумрудами украшая травы. А они переглядывались в изумлении‚ удостоившись минутного озарения: где горечь вчерашнего дня? – за горечь принимали жизненные необходимости‚ оказавшиеся незначительными.

Лица сияли. Чувства обновлялись. Дыхание становилось неслышным. Были ли слова у той песни? Каждому достались свои.

Замолчал‚ сказал тихо:

– Кому дано – отработай...

И все нехотя опустились на землю. Покрутили головами. Спросили несмело:

– Это чего было?

– Чудо‚ – ответил. – Обещанное. Плохо – это теперь плохо‚ а хорошему конца нет.

Усомнились. Переглянулись:

– Проясни.

И он прояснил:

– Жил скрытником. Жил затворником. Наказывал себя за желания. Бил по щекам за недостойные помыслы. Сокращал порции еды в уморении плоти. Пол не подметал, стены не белил. Спал на малом сундуке‚ свесив во сне ноги. Не слушал пение птиц и журчание ручейков, ибо радость ведет к легкомыслию. Пошел к ребе‚ спросил: "Что еще сделать‚ чтобы приблизить приход Освободителя?" Ребе ответил: "Купи кровать и пообедай..." Вы меня поняли?

Они не поняли.

– Злодейства за вами не оказывается, но этого мало. Мало Ему этого.

Опять не поняли.

– Прискучили Ему ваши стенания. Призвучили жалобы с воздыханиями. Предстаньте с веселием – это так просто!

– С утра и начнем...

И снова усомнились.

Подкормили его‚ подлечили раны на ногах; наутро собрался в путь‚ сказал Ушеру:

– Передай сыну своему... Жил на свете человек‚ который отправился на борьбу с силами нечистоты. Пением очищать вселенную.

– У меня нет сына. Одни дочери.

– Это мы поправим...

Первая в жизни удача – она самая главная: где‚ когда‚ у каких родителей появиться на свет. Иоселе родился у Ушера-зеркальщика‚ к Иоселе пристыла его душа‚ и Ушер сына баловал‚ не оставляя

просьбы без исполнения. Иоселе сидел по вечерам на кровати‚ не укладывал голову на подушку до прихода отца‚ а Ушер спешил домой‚ бросая дела с заботами. Сын расстегивал пуговицу на его рубахе‚ запускал внутрь ладошку‚ и идише-тате промурлыкивал в наслаждении: "Тридл дидл‚ дидл дудл‚ о-ля-ля..." А затем принимался за очередную историю – выдуманную‚ не совсем выдуманную‚ совсем невыдуманную‚ ощущая по шевелению ладошки интерес ребенка‚ испуг его или восторг. Блюма‚ жена Ушера‚ с умилением поглядывала на них‚ приткнувшихся друг к другу‚ проговаривала шепотом известное всякому: "Еще больше‚ чем теленок хочет сосать‚ корова хочет его кормить". Потом Иоселе засыпал и виделись ему сны легче тени‚ как по податливым облакам лез на небо‚ по облакам-перинам‚ где дожидались его пестрые радости.

Было в один из вечеров. Взялся Ушер за сочинение истории‚ которая в переложении с киндер-майсе на вундер-майсе‚ с детского языка на волшебный звучала примерно так:

– Вот рассказ реб Ушера‚ сына реб Шолема‚ о маловероятном и неотвратимом‚ будто ручей в ручье‚ зеркало в зеркалах... Встал с постели грозный император‚ выкушал яйцо всмятку‚ гренки с маслом‚ запил сладким чаем‚ сказал министру двора:

– Снился мне нынче некий Шпильман. При пронырливых оборотах. Найти и обезвредить.

А камердинеры затянули его в мундир – не вздохнуть.

– Ваше императорское величество‚ не соблаговолите сообщить адрес дерзостного нарушителя?

– Адрес во сне не указан. Обезвредить без адреса.

И приступил к утверждению высочайших рескриптов‚ дабы привести в любовь и послушание столь пространное государство.

Выпустили секретный указ "Об отвращении вредных для империи поступков..." Разослали по губерниям титулярных советников‚ перебрали народы по городам и весям‚ обнаружили 23 тысячи 376 Шпильманов мужского пола старше тринадцати лет‚ которые отвечали за свои поступки перед земным и небесным правителем.

– Он мне опять снился‚ – сказал император поутру. – Злокозненный иудей в ермолке‚ ношение которой не дозволено.

Встал у окна‚ нахмурил брови – даже живность в лесах охватил трепет‚ рыб в реках‚ птиц в поднебесье‚ а о министре двора и говорить нечего.

– Ваше императорское величество‚ не соблаговолите раскрыть имя строптивого Шпильмана‚ дабы прибегнуть к решительным мерам понуждения?

– Имя во сне не упомянуто. Обезвредить без имени.

Разослали по уездам расторопных фельдъегерей‚ замордовали ямщиков на трактах‚ чтобы скакали без промедления‚ доставили в столицу 23 тысячи 376 Шпильманов‚ каждого допросили с пристрастием‚ но злоумышленника не обнаружили.

– Он снова мне снился! – в гневе вскричал император. – Премерзейший тип с пейсиками‚ которые безусловно запрещены!

И топнул ногой в высочайшем гневе‚ отчего задрожала Австрия‚ затряслась Франция‚ а малые страны изукрасились на всякий случай флагами безоговорочного согласия.

– Ваше императорское величество‚ не соблаговолите отметить особые приметы злодея‚ вышедшего из границ повиновения?

– Приметы не выказаны. Наказать без примет‚ и немедля! Не то я тебя‚ министр двора‚ погоню с моего двора.