Против ветра! Андреевские флаги над Америкой. Русские против янки
Шрифт:
Место? Любимое алексеевское: участок берега между Чарлстоном и Саванной. Здесь железная дорога идет практически параллельно берегу. Недостаток тоже есть: под боком Порт-Роял, угольная база северян. Но этот толкач – лучший. Так что шансы вытащить груз раньше, чем явится патрульный корабль, – хорошие. Главное, не упустить. В прошлый раз руду упустили. Правда, всего тысячу тонн, и железной.
Вот и до шапки дело дошло. Берта с трудом подавила вскрик. «Копии: Атланта, Огаста, Сельма, Ричмонд…» Ну, да. Толкач заинтересован в том, чтобы продать добычу подороже. Вот только меряться будут не только и не столько деньгами. В прошлый
Первая мысль – попросить брата. С трудом оторвавшиеся от чудесной – или ужасной? – бумаги глаза в надежде обратились к открывающему вид на гавань окну. Увы, короткий взгляд разрушил недостойное намерение перевалить работу на родные плечи. «Пальметто Стэйт» напоминает о своем существовании лишь столбами дыма на горизонте. Кого-то прикрывает. Проводы, встреча, минная постановка – какая разница? Пусть теперь в порту обитает четыре броненосца, а не один, как год назад, после гибели «Чикоры» – работы прибавилось. С тех пор как «Тредегар Айрон» принялась поставлять паровые машины и винты, верфи Чарлстона спускают каждую неделю по два небольших крейсера-прорывателя. Правительство Конфедерации не подписывало глупых европейских договоров о разоружении торговых судов. Так что всякий торговец теперь немного капер. Даже мистер Сторм озаботился установкой пары четырехдюймовок. Мало ли в море безоружных кораблей?
Но у маленьких корабликов обычно и добыча невелика. Другое дело – русский броненосный крейсер. Но даже «Александр Невский» меньше своей нынешней добычи. Британский пароход. Шесть тысяч тонн! А груз… Такой груз, что у девушки из хорошей семьи руки потеют!
Значит, и теперь молодчик из Огасты явится. И что, подобно Линкольну, перебирать командующих в поисках средства от страшного капитана, как янки – от Седого Лиса Ли? Но у северян всегда находится еще одна армия, а у нее нет второго медного корабля! Значит, ошибиться нельзя.
Правило, известное всякой юной леди, которая со временем станет хозяйкой. Желаешь, чтоб работа была выполнена хорошо и наверняка? Берись сама. Все остальное выйдет худо и неверно. Хорошо. Распоряжения арендовать пару платформ, пассажирский вагон и – шесть, не меньше! – вагонов для лошадей можно отдать уже сейчас. Но – кого отправить с поездом?
Уступить медь Огасте – вложить камень в протянутую руку. Сможет она смотреть в глаза Алексееву? «Веди своих людей на верную смерть – из-за того, что мне хотелось почестей». И не просто вложить камень, а еще и решить – который. Бессильное ядро или опасный снаряд прусской системы?
Но… что будет твориться после ее отказа? Берта на мгновение представила, как лучшие семьи города наскоро – до церемонии осталось часов пять – грызутся, выпихивая вперед дочерей. Как главным критерием становится возможность влезть в платье, которое
Из-под пера выскакивает торопливая, неряшливая строчка.
Записка. Той, которая способна разрешить и не такое. В руку посыльного – тяжелая монета.
– Это же бак!
Он не сказал – настоящий. Но довоенное серебро не узнать трудно.
– Твой. Но беги со всех ног.
Спустя несколько минут Люси Холкомб Пикенс получит записку:
«Не могу – медь. Прости, если можешь. Берта».
И это все о глупых мечтах, признании и славе!
Если дочь требует костюм для верховой езды, посылает на вокзал распоряжение подготовить вагоны и не забыть прибавить к поезду на Саванну второй локомотив – и какой-то вовсе секретный пакет коменданту, мать заметит. Попробует остановить. Как бумага – пулю, и масло – огонь.
– Но ма-а, если бы Тому Джексону представилась возможность разбить врага – неужели он не отложил бы награждение? А то и отменил. Как ты думаешь, если бы на третий день Геттисберга его пригласили на награждение в Ричмонд – что бы он выбрал? Вот и я думаю, что он повернулся бы спиной ко всей Конфедерации, а лицом – ко Кладбищенскому холму и пушкам янки. И вообще, может, без этой меди «Пальметто Стэйт» потопят!
Истинная правда. Но почему она сначала подумала о русском и только потом, подбирая аргумент для матери, вспомнила о брате? Заниматься самокопаниями – некогда. Нужно собираться. Тем более, кроме матери есть еще Джимс. То есть Джеймс Уэстон, конечно, – но свое имя дворецкий коверкает старательней, чем имена белых джентльменов. Куда более серьезное препятствие! Тень отца, как и она. Пусть желчная, косноязычная и темнокожая.
– Молодая хозяйка, вы что, одна в дорогу собрались?
Мать – просто хозяйка. Главная, когда нет мужчин. Но через неделю после того, как стало ясно – братья контору не примут, а завод в руках Берты ведет себя смирно, как хорошо объезженный конь, за очередным семейным ужином Джимс возник за спиной девушки. Точно так же, как годами стоял за плечом отца – что дома, что в гостях, не доверяя службу никакому лакею. Что он скажет – известно наперед. Потому ответ получает еще до вопроса.
– Я не могу взять Эванджелину. Там стрелять будут.
Будут. Запросто. Если патруль янки застанет транспорт неразгруженным. Вот чем – не угадаешь. У севера много разных пушек. Последнее время к ним прибавились и английские. И на патрульном корабле может оказаться все, что угодно.
– Куда ты одна, хозяйка? Что скажет про меня там, наверху, масса Хорас? Что я пушек янкиных испугался? Мне будет стыдно, хозяйка. Я ведь хотя и негр, а южанин…
– Джимс, не шути.
– А я и не шучу! Да что мне ихние ядра, хозяйка? Я прежнему хозяину, давно это было, однажды дегтярную мазь в сапоги пролил… И мне после этого ядер бояться?
Да, она и для него – тень отца. Больше Джимс ни с кем не шутит.
– Я не сомневаюсь, что вы храбры. Но вы – мужчина.
– Нет, хозяйка. Я мужчина у себя дома, у своей Клары я мужчина. А тебе я – слуга. Твой отец был умный, он мне объяснил – подчиняться не позорно, позорно подчиняться дуракам…
Сколько славословия ни слышала Берта в адрес своего отца, а глаза потеплели именно сейчас. Джеймс один из немногих, кто судит о ее отце как о человеке. Только как о человеке…