Противостояние
Шрифт:
* Аналогично в нашем мире, когда был подписан акт о капитуляции Германии, в Берлине и в западных столицах было еще 8 мая, а в Москве уже 9-е. Поэтому весь мир празднует окончание Второй мировой войны 8 мая, а в СССР победа в Великой Отечественной отмечалась 9 мая.
* * *
Из задумчивости его вывел громкий голос секретаря:
– Проходите, товарищ Сергеев.
Вскочив как ужаленный и судорожно поправив галстук, Павел четким, почти строевым шагом прошел в кабинет.
С того момента, как он был здесь в последний раз, в кабинете ничего не изменилось. Лишь сам хозяин заметно постарел
– Здравия желаю, товарищ Сталин, - произнес Павел, проходя в середину кабинета и вытягиваясь в струнку.
– Здравствуйте, товарищ Сергеев, - проговорил Сталин.
– Как здоровье? Как семья?
– Всё хорошо, товарищ Сталин, - ответил Павел.
– Старшая дочь Роза на днях выходит замуж за сотрудника МГБ товарища Утевского.
– Это хорошо, - не останавливая шаг, проговорил Сталин.
– Поздравляю. Желаю счастья молодым.
– Спасибо, товарищ Сталин.
– Павел чуть смутился от хозяйского внимания. На душе потеплело - вождь лично поздравил его, дочь и зятя.
– Как оцениваете положение в нашей оккупационной зоне в Северороссии? осведомился Сталин.
– Работаем, товарищ Сталин, - отрапортовал Павел.
– Местное население постепенно привыкает к нам. Большое спасибо за поставки зерна, которые в столь трудные для Советского Союза годы советское правительство сочло возможным...
– А скажите мне, товарищ Сергеев, - перебил его Сталин, - почему тогда население из восточных областей стремится переселиться на запад?
– В Германии Британия и США не приветствуют беженцев из восточных областей, - проговорил Павел, - и все равно многие немцы бегут с востока на запад, - возразил Павел.
– В Северороссии сложнее. Татищев развернул большую программу помощи беженцам. Британские и американские оккупационные власти ему не препятствуют. Я полагаю, работает еще старый стереотип, последствия двадцатилетней антикоммунистической пропаганды. Мы боремся с этим явлением.
– Плохо боретесь, - обронил вождь.
– Товарищ Абакумов докладывает, что в среднем в день около полутора тысяч граждан Северороссии переходят в оккупационные зоны Британии и США. Мы очень нехорошо выглядим перед всем миром. Получается, что от нас бегут.
– Ясно, товарищ Сталин.
– Павел чуть не покраснел от того, что вождь выразил неудовлетворение его работой.
– Примем меры.
– Скажите, - продолжил вождь, - как вы оцениваете возможные последствия будущих президентских выборов в Северороссии?
– Я полагаю, - произнес Павел, - если на выборах пройдет буржуазный кандидат, наше влияние в стране уменьшится.
– Вы правильно полагаете, - проговорил Сталин.
– Вашингтон и Лондон настаивают на том, что после общенациональных выборов оккупационный режим в Северороссии будет не нужен. Тогда нам придется передать все рычаги управления в своей зоне североросской администрации. В этом случае мы получим на своих северо-западных границах недружественное, буржуазное государство, очевидно союзника американцев. Этого допускать нельзя. Мы тут, в Политбюро, посовещались и пришли к выводу, что на пост президента Северороссии необходимо выдвинуть своего кандидата. Мы много думали о том, кем бы мог быть этот человек, и пришли
Вождь остановился и, прищурившись, посмотрел на Павла.
– Но, товарищ Сталин, - в замешательстве проговорил Павел, - я ведь был осужден Североросским судом еще в девятнадцатом. Когда мена обменивали, мне было запрещено появляться на ее территории. Это может быть поводом для снятия моей кандидатуры Верховным судом Северороссии...
– Буржуазное правосудие не обеспечивает беспристрастного рассмотрения дел, - произнес вождь.
– Но, я думаю, мы сможем заставить их посмотреть на ситуацию объективно. А вы пока готовьте речь к объединительному съезду коммунистической партии Северороссии, североросской крестьянской партии и североросского рабочего союза. Он ведь начинается послезавтра в Новгороде? Я думаю, что вы достойны председательствовать на нем.
* * *
Василий Леонтьев прошел в президентский кабинет. Про себя он отметил, что за те два года, которые здесь царит Татищев, обстановка стала много строже, чем при Оладьине. Исчезли екатерининские столы и кресла. На их место пришла современная, более удобная и практичная мебель. Да и сам президент... Леонтьев был очень рад, что Татищев просто работает над возрождением экономики, а не ставит все в подчинение идее создания великой Северороссии. "Может, так она и вправду станет великой", - подумал он.
– Здравствуй, Василий, - поднялся ему навстречу Алексей.
На "ты" они перешли еще в сорок четвертом, после долгих бессонных ночей, проведенных над проектом экономической реформы.
– Приветствую, - отозвался премьер, отвечая на рукопожатие и усаживаясь в кресло напротив Алексея.
– У меня две новости.
– Одна хорошая, другая плохая?
– ухмыльнулся Алексей.
– Нет, обе плохие. Хотя нет, вру. Есть одна хорошая. По нашим расчетам, с первого июля сможем отменить карточки на мясо, а с первого сентября - на хлеб.
– И то и другое надо провести с первого мая, - жестко произнес Алексей.
– А где ресурсы?
– поднял брови Леонтьев.
– Обратись к американцам, - бросил Алексей.
– Они должны понять. Перед выборами надо поднять рейтинг.
– Понятно, - кивнул Леонтьев.
– Ну, давай, огорчай, - откинулся на спинку кресла Алексей.
– Советы перекрыли выезд из своей зоны, - произнес Леонтьев.
– Въезд пожалуйста, выезд - только со штампом комендатуры. А этот штамп просто никому не ставят. Был случай, когда человек из соседней деревни пришел, больного брата навестить, а обратно не выпускают. Заодно расставили войска по всей разделительной линии. Раньше многие хоть лесными тропами проходили.
– Понятно, - вздохнул Алексей.
– Заявим протест.
– Много им дела до наших протестов?
– Еще древние римляне говорили: "Горе побежденному", - ответил Алексей.
– А мы - страна побежденная. Я распоряжусь, чтобы и с нашей стороны были пограничные части. На ту сторону пусть всех пропускают, но предупреждают о последствиях. Обратно... Даже если дойдет до рукопашной с советскими войсками, пусть вытаскивают граждан, пытающихся пересечь разделительную линию.
– А если не рукопашная?
– тревожно спросил Леонтьев.