Противостояние
Шрифт:
Впрочем, как знал Павел, наибольший гнев Кремля вызвало то, что при пособничестве Татищева британские войска вошли в Эстонию, вместе с северороссами выдержали там напор немцев и... не пустили туда советскую армию. Все требования советского правительства очистить советскую территорию натолкнулись на сопротивление британцев. Они быстро провели какие-то выборы в Советы, хоть и в присутствии советских наблюдателей, но под своим контролем и с участием всех буржуазных партий, запрещенных еще в сороковом. Разумеется, коммунисты получили на выборах меньше одного процента, а вновь собравшийся Верховный совет Эстонской ССР тут же заявил о выходе Эстонии из СССР и восстановлении конституции Эстонской Республики двадцатого года, и самопреобразовался в парламент. Другого от буржуев ожидать было нельзя, но когда Павел думал об этой подлости, у него непроизвольно сжимались кулаки. Решить вопрос силой в тот момент было еще невозможно. Шла война, и Москва отчаянно
Было еще одно неприятное последствие войны. Павел давно понял гениальный план товарища Сталина: втянуть Крым в длинную и бесперспективную войну с Турцией, совершить мощный бросок в Европу, не опасаясь возможного удара в спину со стороны Симферополя, а потом тихо удалить этот противоестественный нарост, осколок Гражданской войны. Но получилось совсем по-другому. Крым выстоял против совместного натиска СССР и Турции, а после подписания соглашения о прекращении огня с Москвой начал еще и проводить активные операции на море против турецкого флота. Мобилизовав своих сторонников из осколков колчаковской армии в Китае, Скрябин при помощи англичан сумел перебросить их в Палестину и Сирию и открыть там южный фронт против Турции. Все бы ничего, в конце концов, много ли могла навоевать эта крохотная армия с мосинскими винтовками, устаревшими легкими английскими пушками и танками и прочим вооружением, которое Лондон передал этой армии по принципу: "на тебе, боже, что нам негоже"? Но события начали развиваться хуже некуда. Используя свои связи в мусульманском мире, через крымских татар, Симферополь сумел устроить восстание курдов на востоке Турции. Теперь Стамбулу было уже не до шуток, особенно когда в сорок третьем войну ему объявили Британия и США, ставшие теперь союзниками Крыма. Крым из заштатного государства, никому не интересного в общей бойне, превратился в полноправного члена антигитлеровской коалиции, формально равного Советскому Союзу. Пришлось даже предоставить свою территорию для транзита через Иран и Грузию ленд-лизовских товаров для Симферополя.
Измотанная восстанием курдов, войной на море и сухопутных фронтах, Турция запросила мира весной сорок четвертого и тут же получила крымский десант в районе Стамбула. В итоге в начале июня Турция была вынуждена подписать мир на самых унизительных условиях. Стамбул с проливами сдавался в аренду Крыму на девяносто девять лет. Там была организована военная база крымчан. Оставшийся турецкий военный флот переходил к Крыму. Таким образом, смехотворная Российская Республика вдруг становилась значимой морской державой с выходом на Средиземное море. На границе Турции и Персии возникло государство Курдистан. Его лидеры просто смотрели в рот властям из Симферополя, да и популярность беляков в арабском мире сильно возросла. Соответственно, снизилось влияние Советского Союза на Ближнем Востоке. От ярости Павел скрежетал зубами.
Но и это было еще не все. Покончив с Турцией в июле сорок четвертого, Крым высадил десант в Болгарии. Болгарский царь Борис капитулировал так же, как Оладьин перед британцами, сразу развернув армию против вторгшихся в Болгарию немцев. Вместе с болгарами крымчане сумели отразить немецкое наступление и сохранить монархический, буржуазный режим в Софии. Слава богу, ни до Румынии, ни до Югославии они добраться не успели, но урон был и так значительный. Единственная надежда была на то, что после войны измотанная экономика Крыма вошла в глубокий штопор; скорее всего, она рухнула бы, если бы не помощь США.
Собирая воедино все отличия между событиями в этом мире и в том, из которого он пришел, Павел признавал, что возникновение буржуазного режима Северороссии, возможно, и не было прямым следствием деятельности Алексея, но вот остальное: появление и усиление белого Крыма, буржуазные режимы в Эстонии и Болгарии, снижение влияния СССР в арабском мире - Павел объяснял кознями бывшего друга, а теперь злейшего врага. Приходилось признать, что этот человек нанес делу социализма урон не меньший, чем нанесла бы ядерная бомбардировка американцами СССР. Вот и отрицай теперь роль личности в истории. Единственное, о чем сейчас жалел Павел, - что до сих пор не прикончил Алексея. Ведь было столько возможностей! Даже когда Павел попал в плен под Лугой, хоть ценой своей жизни он мог уничтожить Алексея. Ах, если бы он знал! А в Стокгольме? Какой шанс был упущен! Вообще, надо было мочить всех врагов пролетариата еще тогда, в семнадцатом, и не миндальничать. И не было бы стольких войн и смертей. В смерти всех павших, включая несчастного мальчика Васю и его отца, крестьянина новгородской земли, в бедственном положении всех людей, угнетаемых сейчас буржуями в Эстонии и Болгарии, винил сейчас Павел только Алексея.
Он бы с удовольствием поехал сейчас в Петербург и сам бы прикончил врага, но нельзя.
Сейчас экономика, как все чаще говорили, Восточной Северороссии уже прочно вошла в экономическую систему Советского Союза, и задания, получаемые ее предприятиями, учитывались Госпланом СССР. Неофициальной столицей "востока" был Новгород, где располагалась советская оккупационная администрация.
* По воспоминаниям всех, кто служил в составе советских оккупационных войск, грабеж занятых территорий принимал огромные размеры. Менее известно, что осуществлялся он и в государственном масштабе. Многие предприятия, особенно из Германии, Польши и Чехии, вывозились в СССР и монтировались на его территории, что и обеспечило, в частности, высокие темпы послевоенного восстановления. Наиболее известный пример - это демонтаж в 1945 году оборудования заводов "Опель" и установка вывезенных станков на площадях завода "АЗЛК". Известная модель "москвич-401" есть не что иное, как "опель Р-38", как бы сказать помягче, перенятая в Германии. Естественно, без покупки лицензии на выпуск. Пикантность ситуации состояла еще в том, что "Опель" уже тогда принадлежал американцам. То есть "повели" имущество союзников.
Павел знал, что Алексей тоже проводит экономические реформы - в западной Северороссии. Уже летом сорок четвертого, как только смолкли пушки в Эстонии, он начал осуществлять некую экономическую программу, разработанную буржуазным экономистом Василием Леонтьевым. Отпустил цены на большинство товаров, сократил госзаказ, уменьшил государственное регулирование банковского сектора. Формально Северороссия считалась единым государством, и ее президента Алексея Татищева признавали и в Вашингтоне, и в Лондоне, и в Москве. Однако в восточную Северороссию петербургские чиновники, зная, чем дело кончится, не лезли. Лишь "для галочки" присылали директивы и принятые Думой законы, которые Павел аккуратно складывал в свой архив, не забывая разоблачать в подконтрольной ему прессе действия западных экономистов как антинародные и буржуазные, ведущие к дальнейшему обнищанию народа. В стране формировалось две экономики. Одна, совершенно буржуазная, рыночная, на западе, вторая, плановая, хотя еще не совсем социалистическая, допускающая частное предпринимательство и собственность на землю, на востоке.
Дошло до того, что когда в марте сорок пятого Центральный банк Северороссии объявил о деноминации и выпустил новый, "тяжелый" рубль (до этого рубли печатались и в Петербурге, и в Новгороде, что усиливало инфляцию многократно) и предложил выплачивать новыми деньгами пенсии и пособия, а также зарплаты учителям и госслужащим, включая восточных, предоставив "остальным субъектам хозяйствования обменять их в уменьшенной пропорции и зарабатывать на основе свободного обращения", советская оккупационная администрация запретила хождение этих денег на своей территории и ввела оккупационный рубль.
Павел четко видел, что все идет к разделу страны на восточную и западную, что предсказывал Берия и что еще предстояло Германии. (Там события шли так же, как и в его мире, с поправкой на те же проклятые двадцать восемь дней. Мир был подписан десятого апреля, но объявлен в Москве одиннадцатого*.) "Что же, - думал Павел, - поборемся и здесь". Советский Союз, в отличие от союзников, мирного договора с Северороссией не подписал, ограничившись лишь соглашением о прекращении огня. Однако Павел надеялся, что, когда дело дойдет до фактического признания социалистической Северороссии, все формальности будут улажены. Сейчас ему было даже интересно вести экономическое единоборство с Алексеем и уже на этом фронте доказать, что социализм имеет больший потенциал и в их мире проиграл только из-за тупости и головотяпства некоторых должностных лиц.