Протокол "Второй шанс"
Шрифт:
– Но нам запрещено пересекать померий[2], - начал было Ворен, но Квинт прервал его коротким смешком.
– Ты кому это рассказываешь? Скажи еще, что никогда, вот совсем ни разу этого раньше не делал!
– Не делал! – возмутился Ворен.
– Да ладно! – с притворным удивлением воскликнул Квинт, - А чью тогда, если не твою, тощую задницу мы восемь лет назад, за сутки до триумфа, отбивали у гладиаторов Галлы? Припоминаю я что-то про жадных нищебродов, которые как услугами воспользоваться, так да, а как платить за это – так нет…
– Ничего не помню, - насупился Ворен.
– Ну конечно не помнишь! Ты же совсем в дрова был тогда, - Квинт откровенно веселился.
Крыть такой железный аргумент Ворену было нечем, поэтому ему не оставалось ничего, кроме как прикинуться, что он ничего не слышал.
– Ну что, еще по одной? – спросил он, переводя тему.
Квинт отрицательно покачал головой.
– Да ладно, до вечера еще полно времени! – Ворен ткнул пальцем в песочные часы на стойке, равнодушно сообщавшие любому желающему, что скоро полдень.
– Мы на одной не остановимся, Луций, я нас знаю. А вечером нам позарез нужно быть трезвыми. Так что нет, и даже не уговаривай. Кроме того, мне еще с парой человек нужно успеть встретиться до вечера. Кстати, может хоть ты знаешь, где Целий? – спросил Квинт, поднимаясь из-за стола.
– Утром в лагере его видел, сейчас – понятия не имею, - Ворен развел руками.
– Ладно, начну с лагеря. Спасибо. И не забудь – вечером у моего патрона, - Квинт дождался ответного короткого кивка и только после этого принялся пробивать себе дорогу на выход сквозь пьяную толпу бывших сослуживцев.
Очередной круг переговоров, на удивление, вышел куда более продуктивным, чем все предыдущие три дня вместе взятые. Надо было отдать должное Оппию – свое дело он знал прекрасно, и наслушавшиеся его речей рядовые легионеры, до кучи получившие им подтверждение в виде слов Квинта, выражали поддержку их делу буквально толпами. Командиры их, впрочем, были настроены куда менее решительно, однако уговорить шестой и еще не присоединившиеся к ним части тринадцатого сохранять нейтралитет ему удалось без особого труда.
Однако, это была всего лишь капля в море.
Ворену легко было рассуждать, но соваться ко второму и третьему легионам стало бы самоубийством – или даже хуже. Обязанные всем Августу молодые салаги – и их командиры, лица которых Квинт привык видеть с другой стороны баррикад, - быстрее сдали бы их с потрохами, чем стали бы его слушать.
Соваться ко второму и третьему легионам стало бы самоубийством – и он быстро получил подтверждение этому, о котором никого и никогда не просил.
Подтверждение выглядело как десяток молодчиков форменных туниках. Они появились у него на пути внезапно и, сперва не сообразив, он попытался обойти их и уйти на широкую, забитую людьми улицу, что вела к воротам, но они пресекли все его попытки и взяли его в кольцо.
– Чего вам надо? – прищурившись, спросил Квинт, тихо жалея о том, что меч его остался за много сотен миль, в сонной и спокойной колонии.
– Да так… Слышали тут кое-что… – лидер молодчиков быстро обнаружил себя. Парень, рыжина волос которого выдавала среди его предков галлов, выступил вперед и смерил Квинта нахальным взглядом.
– Что, например? Давай быстрее, у меня мало времени, - Квинт нахмурился.
– Разговоры всякие. Ты на что наших мужиков подбиваешь, ты, крыса гражданская? – с терпением у рыжего было не очень хорошо, и он сорвался на крик за несколько мгновений.
– Ты что, щенок, совсем берега попутал? – контрастируя с ним, Квинт говорил угрожающим шепотом, - Я примпил десятого.
– А, этих предателей и дезертиров? Тогда все понятно, - ехидство сочилось с каждого слова рыжего, - Думаешь что, все все забыли? Не-е-ет.
Это уже был удар ниже пояса. Глаза Квинта быстро наливались кровью, слепая ярость поднималась откуда-то снизу, подступая к горлу и требуя выхода – и он мог выбрать только одно – будет ли этот выход словесным или физическим.
Он выбрал первое.
Из длинной и нецензурной тирады салаги узнавали такие подробности о себе и о своих родственниках до десятого колена, о каких никогда не могли подумать. С каждым словом Квинта они все больше изменялись в лице – и скоро он понял, что сейчас его будут бить.
Однако, задетый за живое, никак не мог остановиться.
– Ах ты… - рыжий, казалось, был готов взорваться. Его сослуживцы в упор смотрели на Квинта, разминая кулаки.
У него оставалось не больше нескольких мгновений в запасе – и если он хотел, чтобы у него появился хоть один шанс, он должен был бить первым.
– Вы дебилы, - усмехнувшись, с угрозой сказал Квинт, - Вы еще не вышли в отставку. Знаете, что вам светит за нападение на безоружного гражданского?
Одной фразы оказалось достаточно для того, чтобы на лицах некоторых из салаг появилась растерянность – а большего ему было и не нужно. Одним молниеносным движением, он сорвал с себя тогу и швырнул ее прямо в них, а затем так же быстро и неожиданно атаковал.
К сожалению, этого оказалось недостаточно. Салагам не понадобилось много времени, чтобы оправиться от первого удара и, перехватив инициативу, повалить его лицом на брусчатку.
– Еще раз я про тебя услышу, пеняй на себя, старый пердун, – рыжий с отвращением плюнул в его сторону.
Собрав в кулак последние оставшиеся силы, Квинт поднялся с земли, мрачно сплюнул кровь на землю, и протяжно выругался. Что-что, а оставлять последнее слово за этими щенками он был не намерен.
– Вали отсюда, дедуля, а то мы ведь можем и не сдержаться, – мрачно заявил рыжий в ответ на его тираду.
Ярость снова поднимала голову, и Квинту понадобилось недюжинное волевое усилие для того, чтобы остановить этот слепой порыв. Нельзя. Не сейчас. Если его забьют насмерть, он провалит весь план – и, вполне вероятно, собственноручно загонит Цезаря в могилу, на этот раз по-настоящему.