Протокол "Второй шанс"
Шрифт:
Люди внизу четко и слаженно скандировали одно-единственное слово.
Его имя.
– Цезарь! Цезарь! Цезарь!
Несколько вооруженных отрядов в лориках, надетых под тоги, выделились из толпы.
И свет перед его глазами померк.
[1] Гней Помпей Магн. Список регалий очень и очень длинный, здесь приводить бессмысленно. Сулланец, перескочивший cursus honorum и сразу приземлившийся на должность консула. В 50ых годах эпизодически состоял в своего рода альянсе с Цезарем и Крассом, который по привычке ошибочно называют первым триумвиратом.
Народный вожак (Квинт Калавий V)
Несмотря на поздний час, лагерь за тонкими тканевыми стенками палатки претория жужжал как потревоженный улей. Проводились финальные приготовления, последние отставшие легионеры разыскивали свои подразделения.
Они готовились к бою.
На правах избранного консула-суффекта, пусть и лишенного как должности, так и гражданских прав произволом мальчишки, Бальб сидел за столом напротив входа и барабанил по столешнице пальцами. Вокруг стола, склонившись над почерканным подробным планом города, сгрудились центурионы и затесавшийся среди них Гай Матий.
Костяк их сопротивления.
– Хорошо. Итого, – начал Бальб, поднимаясь со стула, - Вторая и седьмая когорты тринадцатого, четвертая и пятая шестого под общим командованием Пулло остаются в резерве, - он провел стилусом по карте, иллюстрируя свои слова, - Наблюдайте за вторым и третьим, если увидите что-то подозрительное – сразу снимайтесь с лагеря и идите на помощь Авиту. В открытом поле против двух легионов у вас шансов нет, но ворота вам удержать под силу, я в вас не сомневаюсь.
– Понял, - отозвался необычайно серьезный Пулло, что стоял напротив Бальба.
– Дальше. Целий, - Бальб обернулся к кучерявому центуриону, - Ты с шестой и восьмой тринадцатого окружаешь форум. Ваша цель – наблюдение, в бой без особой необходимости не лезьте. Постарайтесь рассредоточиться и не вызывать подозрения. Если что заметите – присылайте гонцов ко мне, Калавию или Ворену.
– Ясно, - пробасил Целий.
– Теперь вы, Элий, Целер, - два старых афраниевских[1] центуриона-ветерана, знакомых Квинту еще с Испании, встрепенулись, - Вы со своими занимаете возможные пути отхода. На Капитолий, Квиринал и к Капенским воротам.
– А Палатин? – обеспокоенно переспросил теребящий ворот туники Луций Целер.
Нервозная атмосфера в палатке нарастала с каждым проходившим часом. Всем, кроме Квинта с Бальбом, еще оставалось что терять – и смелости для того, чтобы не свернуть с обозначенного пути, от них тоже требовалось на порядок больше.
Квинту сложно было представить, каково им. Со своим незавидным положением проскрибированного он уже успел смириться, и теперь только тихо радовался, что его мать не дожила до этого дня. Потерять и мужа и сына по одной и той же причине стало бы для нее слишком сильным ударом.
– Палатин держат Руф и Котта, - отозвался Бальб, - Их клиентов вполне хватит. Мальчишка не станет бросать туда больше нескольких когорт, в этом нет никакого смысла.
–
– Калавий, угомонись, - отрезал Бальб, - Котта – дядя Цезаря. Руфу Октавиан поперек горла давно стоит. Я им полностью доверяю.
Слова его звучали неубедительно. Квинт уже слышал такое и не раз, и тогда все закончилось очередным витком кровопролитных братоубийственных войн.
Даже забавно. Каждая попытка остановить это безумие только закручивала кроваво-красную спираль еще сильнее.
– Еще вопросы? – Бальб окинул собравшихся взглядом.
Вопросов больше не было.
– Замечательно, - констатировал Бальб и снова вернулся к карте, - Последнее. Мы с Калавием и Вореном берем всех остальных и занимаем форум, - он обвел площадь перед рострами стилусом, - Всем все ясно? Вопросы? Предложения? Другого шанса у вас не будет, если есть что сказать – говорите сейчас.
Над палаткой повисла тишина, нарушаемая только шумом лагеря за стенками. Каждый из них напряженно пытался проиграть в голове все возможные варианты развития событий, найти изъяны в их коллективно проработанном плане и придумать возможные решения.
Первым молчание нарушил Квинт:
– Мы не можем вот так просто взять и все сняться с лагеря. Это не останется незамеченным.
Сбоку от него в знак согласия энергично кивнул Пулло, и, не дав ему завершить мысль, добавил:
– Бальб, ты же понимаешь, как только нас заметят, а нас заметят, если мы пойдем все вместе, – пиши пропало. Октавиан сразу все переиграет. Не знаю как, но зуб даю, что переиграет – и нам это не понравится.
– Да что там думать, как? Отменит сходку – и дело с концом, - подключился к дискуссии всегда рассудительный Ворен, - И что мы дальше будем делать? Брать Город и переворачивать его вверх дном? Ну вы же все понимаете, что это мало того, что невозможно – так еще и будет совершенно бесполезно. Или у кого-то есть сомнения, что Цезаря тут же убьют, как только станет известно о непонятных передвижениях толп отставников?
Если его еще не убили. Кто сказал, что им днем не подсунут актера?
– А может быть наоборот, - сорвалось с губ Квинта, но, быстрее, чем кто-нибудь успел вставить слово, он опомнился и уже громче добавил, - В любом случае, не важно. Одновременно сниматься с лагеря всем – это слишком большой риск.
– Очевидно, - Бальб так пристально сверлил взглядом план Города, что, казалось, прожег бы в нем дыру, если бы это вообще можно было сделать одним только взглядом, - Значит, мы должны выходить малыми группами. Центуриями.
– Декуриями лучше, - перебил его Квинт.
– Декуриями не успеем, - не остался в долгу Бальб, - У нас всего два часа до рассвета.
Как бы Квинту ни не хотелось этого признавать, Бальб был прав.
– Хорошо. Центуриями – так центуриями, - скрепя сердце, согласился он.