Протокол "Второй шанс"
Шрифт:
– И разными маршрутами, - после недолгих раздумий, добавил Бальб, - Думаю, мне нет никакой нужды напоминать вам, что все должны быть в гражданском. Максимум – с лориками под тогами. Не нужно еще сильнее выделяться из толпы, нас и так слишком легко будет заметить. Так… Что еще? – убрав стилус с карты, он теперь крутил его между пальцев, - А, точно. Условный сигнал.
Ворен, крепко задумавшись о чем-то своем, смотрел поверх их голов, но после слов Бальба на его лицо вернулось осмысленное выражение:
– Что? – переспросил он.
– Условный сигнал к атаке, - повторил Бальб с нотками раздражения в голосе, - Нам нужно что-то такое, что даст всем понять, когда начинать.
– А чего тут думать? – удивился Ворен, - В рог подуть – и дело с концом.
– Не, так не пройдет, - отрицательно помахал головой Бальб, - Слишком неочевидно. Нам нужно что-то уникальное. Что-то, что люди мальчишки не смогли бы интерпретировать как команду им. Кроме того. Вы представляете, в каком состоянии сейчас Цезарь? Нужно сразу дать ему понять, что мы свои, мы на его стороне.
Стало как-то не по себе.
Квинт переглянулся с остальными – и на их лицах тоже читалось ошеломление. Никто из них просто не рассматривал ситуацию в таком ключе.
Через несколько бесконечно долгих мгновений молчания, Ворен поднял руки в примирительном жесте:
– Ладно-ладно, сдаюсь, ты прав. Но что тогда? Нам нужно что-то заметное издалека.
– Хм, - Бальб крепко задумался, лоб его прочертили глубокие морщины, - Может, орлы? Легионные орлы?
Споры не затянулись надолго – времени у них действительно было в обрез, - и в итоге они, придя к выводу, что варианта лучше им так быстро не выдумать, остановились на предложении Бальба.
Решение было принято. Обсуждать было больше нечего – и все начали расходиться из палатки претория, чтобы приступить к своим задачам. Все, кроме Квинта.
План с орлами, конечно, вышел замечательным, но он не был бы собой, если бы не обнаружил в нем одно малозначительное в целом, но очень веское в частности “но”.
– Что-то еще? – Бальб поднял голову на него, - Я хотел подремать хотя бы час-другой, - словно в подтверждение своих слов, он во весь рот зевнул.
Квинт кивнул:
– В моих когортах не хватает одного знаменосца.
– Как так? – вопросительно посмотрел на него Бальб.
– Вот так, - развел руками Квинт, - Думаешь, я успел разобраться за эти пару часов? Нет, и все тут. Мне нужен еще один человек.
Со стороны входа в палатку раздался голос, заставляя их с Бальбом обернуться:
– Я могу.
Матий стоял прямо в проеме и на лице его читалась мрачная решимость. Хорошо, но недостаточно. Квинт с подозрением прищурился:
– Ты хоть с какой стороны держаться за меч знаешь-то?
Матий производил впечатление совершенно гражданского человека, и сомнения были вполне обоснованными.
– Обижаешь, - отозвался Матий.
Квинт прищурился еще сильнее, но в итоге сдался и махнул рукой. Времени оставалось слишком мало – и перебирать кандидатами не приходилось.
Не прошло и тридцати минут, как первые центурии, в строгом соответствии с планом, вышли из лагеря в условиях полной светомаскировки. Знаменосцы, что были среди них, все до одного, сжимали в руках длинные свертки, по которым, если только точно не знать, никак нельзя было сказать, что это замотанные в плотную ткань сигны и легионные орлы.
Выждав некоторое время, за ними последовали следующие. И следующие.
К рассвету лагерь практически полностью опустел. Когорты Тита и легионная обслуга, распределенные примерно по половине в лагеря тринадцатого и шестого, как и было условлено, изображали повседневный, ничем не примечательный быт. Эта уловка могла сработать только на расстоянии, но лучше уж так, чем совсем ничего не делать и надеяться, что пронесет.
В первых лучах восходящего солнца выжатый как лимон Квинт брел по пустынному лагерю по направлению к палатке претория. Последняя центурия уже стояла наготове у ворот. Ему оставалось только забрать с собой удалившегося подремать Бальба – и можно было выдвигаться. Второй и третий легионы спали беспробудным сном и не подавали признаков жизни. Одним поводом для беспокойства меньше.
Он подошел к палатке претория и остановился, настороженно прислушиваясь. Изнутри доносились отчетливые звуки перебранки, слабо приглушаемые тонкими тканевыми стенками. Что там еще случилось?
– ...И все-таки ты объяснишь мне, почему я узнаю о том, что вы задумали переворот, от Руфа, а о том, что мой зять, оказывается, жив - так и вовсе от какого-то раба! – разъяренно надрывался незнакомый мужчина.
Квинт удивленно глянул на стоявшего у входа в палатку легионера, но тот только недоуменно пожал плечами.
В ответ Бальб обложил Руфа последними словами, - весь смысл его длинной и красноречивой тирады вкратце сводился к тому, какое тот трепло и как он чуть было не поставил на грань раскрытия всю их операцию, - и, после того, как выговорился, переспросил:
– Погоди, какой раб?
Так, все, хватит.
Резким движением Квинт отодвинул занавеску, скрывавшую от него вход в палатку, и решительной поступью вошел. Разговоры разом стихли, все присутствующие уставились на него – и вся уверенность тут же куда-то испарилась.
Людей в палатке оказалось намного больше, чем он ожидал. Кроме смертельно уставшего Бальба, которому, похоже, так и не удалось хоть немного передохнуть, и его собеседника – немолодого мужчины с резкими чертами лица, в сенаторской тоге, - там обнаружились зевающая во весь рот Мария и больше похожая сейчас на фурию, чем на матрону, Квинкция. Однако, если их появления Квинт еще хоть как-то мог ожидать, то как здесь очутилась жена Цезаря, оставалось где-то за гранью его понимания.
Молчание затягивалось. Квинт сглотнул, и чтобы как-то разрядить обстановку, сказал: