Провидица
Шрифт:
Катиль посадили в повозку, тут же надев на нее ошейник с цепью, и посадив рядом стража. Лаисса Альвран восприняла свои оковы с равнодушием, и еще ни разу не пожаловалась на неудобства. Фольгер вновь подъезжал к ней, как только выдавалась возможность, король злился и исходил на желчь, но вредничал редко, не желая показывать своей ревности ратникам и вызывать насмешки за спиной.
— Государь, пусть лаисса вернется в повозку, — обернулся к королю Годрик. — Ежели она заболеет, то это не принесет пользы…
— А ежели я заболею?! — сварливо спросил венценосец и советник не выдержал:
— Сколько можно равнять себя с девицей? — вопросил Годрик, и ладонь короля обожгла ему щеку. — Простите, господин, — стиснув зубы, Фольгер
Повозка резко сдвинулась с места, и ратник, стоявший за королем, случайно толкнул его, Его Величество повалился на советника, но ласс скользнул в сторону, и венценосец упал в грязь лицом. Повозка проехала дальше, а ратники замерли, в ужасе глядя на лежащего господина. Фольгер изо всех сил пытался подавить смех, но ругательство, сорвавшееся с уст короля, раздавшееся с булькающим звуком, окончательно вывели советника из себя, и он зашелся в истерическом хохоте.
Венценосца подняли на ноги. Он стер с лица грязь и обернулся к ратнику, толкнувшему ему.
— Повесить, — коротко велел король, и потерял интерес к мужчине, молившему о пощаде.
Сеймунд подошел к Фольгеру и впился в него колючим взглядом:
— Ежели еще хоть раз увижу, что ты приблизился к лаиссе, она умрет, а ты будешь смотреть, как она корчится в агонии. С этого мгновения ее жизнь зависит только от тебя.
Годрик почувствовал, как кровь отхлынула от лица. Он гулко сглотнул и кивнул в ответ. Сеймунд удовлетворенно хмыкнул и вернулся на коня, окинул недобрым взглядом притихших воинов, ожидавших, когда король продолжит путь, проследил за тем, как вымокшая лаисса Альвран садится в свою повозку и, не глядя на советника, рявкнул:
— Вперед!
— Чтоб тебя Нечистый задрал, — пробурчал ласс Фольгер и последовал за венценосцем.
Проезжая мимо повозки Катиль, Годрик бросил на нее взгляд и увидел, как полог отодвинулся, и лаисса Альвран улыбнулась ему. Королевский советник улыбнулся в ответ, и на душе стало легче.
Глава 39
— Господин…
Гален Корвель, поднял руку, не оборачиваясь, и Даги отошел в сторону. Он прислонился спиной к стене и затих, не мешая князю. Корвель стоял на пороге темницы, взгляд его блуждал по темным стенам, то и дело возвращаясь к цепи и венчавшему ее ржавому ошейнику. Гнев? Нет, гнева не было. Не было яростных проклятий и ударов тяжелым кулаком о стену, осталось лишь мрачное предвкушения королевской смерти. И честь работы палача князь не желал отдавать никому. Не-ет, Сеймунд принадлежал ему по праву.
Молча развернувшись, Корвель прошел мимо пыточной, еще раз бросив взгляд в открытую дверь, и прошел дальше, более не задерживаясь в подземелье королевского дворца. Он поднялся вверх по лестнице и прошел до покоев, где еще недавно жила лаисса Альвран.
— Вечернюю трапезу принесите сюда, — сказал он слуге и закрыл за собой дверь, желая хоть ненадолго остаться наедине с собой.
Князь неспешно брел по покоям, он подошел к столику, на котором лежала книга, сел в кресло и взял ее. После раскрыл там, где лежала шелковая лента-закладка и пробежал глазами первые строчки:
Ночная мгла, сжирая светлый день, Несет с собой желанную нам лень. В объятьях сна сомкнуться твои очи. Забудешь ты себя в лобзаньях темной ночи…Захлопнув книгу, Корвель вернул ее на стол и прошел до опочивальни. Там он лег поверх покрывала и закрыл глаза. Усталость брала свое. Не хотелось ни о чем думать, хотелось просто заснуть и дать отдохновение телу и душе, истерзанной волнениями, переживаниями и подозрениями. Мужчина распахнул глаза, взглянул на темно-синий балдахин, накрывавший кровать, и перевернулся на живот, утыкаясь лицом в подушку. Она хранила
— Мой господин, — за дверями раздался голос верного Бартвальда. — Принесли трапезу.
— К Нечистому, — вздохнул Корвель.
— Еще прибыл посланник от Верховного отца-служителя, и городская знать желает принести вам клятву верности, — продолжал Даги. — Господин, мне гнать всех взашей?
— Угу, — промычал в подушку Гален и поднялся на ноги, с сожалением глядя на ложе. — Посланника приведи сюда, остальным скажи, что скоро приму их.
Князь бросил быстрый взгляд в отшлифованную поверхность серебряного зеркала и усмехнулся, глядя на отражение. Покрасневшие от бессонницы глаза, волосы, больше напоминавшие почерневшую солому, до того слиплись они от пота и пыли. На лице неопрятные заросли. Таким только на поле выходить, да ворон отпугивать. Хмыкнув еще раз, Гален вышел из опочивальни и крикнул слугу, велев принести горячей воды и одежды, коли еще найдется ему по размеру.
Князь прошел в умывальню. Оглядевшись, он заметил кувшин с остатками воды и вылил ее в таз, чтобы обмыть лицо и руки. Мужчина потянулся за куском мыла, зачем-то поднес к лицу и вдохнул тонкий цветочный аромат, тут же узнав его. Так пахла подушка.
— Кати, — прошептал он и прикрыл глаза, вспоминая дорогие сердцу черты.
Корвель тосковал. Тосковал отчаянно, как еще никогда и ни по кому за всю свою жизнь. Ему не хватало маленькой лаиссы, не хватало сознания того, что она рядом, что можно в любое мгновение пройти к ней и увидеть легкую приветливую улыбку и услышать: «Рада вас видеть, Гален». Не хватало ее суждений и спокойного голоска, от звуков которого замирал зверь в душе вспыльчивого мужчины, становясь кротким котенком. Не хватало того уюта, что дарило тепло ладошки Кати, когда она касалась его плеча. Не хватала взгляда больших синих в глазах, в которых, казалось, светилась мудрость всего мира.
— Где ты сейчас, воробышек? — прошептал Корвель и тряхнул головой, изгоняя из головы мысли, которые вели к новой вспышке ярости и боли. Встреча откладывается, только и всего. — Только и всего, — повторил он вслух и намылил руки.
Холодная вода немного взбодрила, и Корвель облегченно вздохнул. Он потянулся за куском полотна, и взгляд мужчины упал на купель, живо рисуя в воображении вовсе уж ненужные сейчас картины. Хрипло вздохнув, князь отбросил полотно и покинул умывальню. Нужно было закончить с делами, остальное же забыть и не допускать метаний, отвлекавших и мешавших сосредоточиться.
Вопреки опасениям Гудваля, князь умел разделять голову и сердце, как и следовать тому, что имеет первостепенное значение на нынешний момент. Он терпеливо захватывал Валимар, продвигаясь навстречу второй части своей рати, но воссоединившись, Корвель, наконец, выдохнул и, забрав триста воинов, отправился вперед, отправив гонца к Верховному отцу-служителю.
Пока его рать продолжала начатое им дело, князь рвался к столице, не увязая в осаде и сражениях. Впрочем, не особо-то и рвались ему противостоять вассалы короля, по чьей земле мчалась небольшая рать. На замках вывешивались полотнища синего цвета, где еще не успели выткать волчью голову в круге, но уже показывали, на чьей стороне лассы. Зато гордо взирали со стен отцы-служители, громко вознося молитвы за нового короля. Отец Бальдур, не покидавший своего господина, хмыкал и громко вторил замковым и городским служителям. Гален поглядывал на все это и отдавал должное Верховному, но так же запоминал на будущее, что церковь могущественный союзник и ее тайная работа оказалась не менее действенной, чем паутина слов и баллад, потому со служителями нужно быть настороже. Поощрять, но удерживать под своей властью. Пока власть короля и церковь едины — противоборствовать им будет сложно. Сеймунд упустил столь важного союзника у себя под боком, связавшись с сектантами и ересью, Гален учет его ошибки.