Провинциал, о котором заговорил Париж
Шрифт:
— Люблю ли? — негодующе воскликнул д'Артаньян, нимало не кривя душой. — Да попросту обожаю! Надо вам знать, любезный хозяин, что я однажды имел даже случай перекинуться парой слов с этим талантливым сочинителем!
Мушкетер вдруг засмеялся, достаточно громко. Как ни сдерживал себя д'Артаньян, но этого было достаточно…
— Сударь! — сказал он, поворачиваясь к незнакомцу. — Не соблаговолите ли сказать, над чем это вы так потешались, чтобы нам посмеяться вместе?
— Охотно, сударь, — вежливо ответил мушкетер. — Меня рассмешило одно место в этой вот книге… Впрочем, вас оно может и не рассмешить, ибо вкусы и пристрастия — вещь тонкая, индивидуальная…
Все это было произнесено с должной учтивостью, не дававшей даже записному бретёру повода для вызова, — однако в глазах мушкетера определенно таилась насмешка. Д'Артаньян поневоле задумался: а что если он вновь дал маху со своим гасконским краснобайством и этот самый Боккаччио, как уверяла тогда Луиза, и в самом деле давненько уж помер?!
— Вполне с вами согласен, сударь, — церемонно ответил д'Артаньян, окинув незнакомца быстрым и пытливым взором.
Это был молодой человек лет двадцати двух или двадцати трех, с простодушным и несколько слащавым выражением лица, черными глазами и румянцем на щеках. Тонкие усы безупречно правильной линией оттеняли верхнюю губу. Во всем его облике было, однако, нечто неуловимое, вызывавшее ассоциации с особой духовного звания.
Видя, что д'Артаньян не намерен продолжать разговор, молодой человек, чуть заметно пожав плечами, вновь уткнулся в книгу. Гасконец же повернулся к хозяину:
— А есть ли у вас испанский роман некоего де Сааведра об идальго по имени Дон Кихот?
— Ну как же, ваша милость! — поклонился хозяин. — Извольте! «Доблестный Дон Кихот де Ла Манча», переведенный на французский Сезаром Уденом, секретарем и переводчиком нашего короля, издание этого года, едва покинувшее печатный станок! Особо подчеркну, что это уже четвертое издание за одиннадцать лет, ибо роман сей…
— Дайте же мне его, черт побери, любезный! — нетерпеливо воскликнул д'Артаньян.
— Сию минуту… — и книготорговец спохватился вдруг: — Тысяча извинений, господин гвардеец, но в моей лавке остался одинединственный экземпляр, и его сейчас перелистывает господин мушкетер…
— Ах, вот как! — громко произнес д'Артаньян в пространство. — Ну, я не сомневаюсь, что этот господин сейчас вам его вернет и возьмет с полки что-нибудь другое…
— Можете не рассчитывать, сударь, — не оборачиваясь, произнес мушкетер, медленно переворачивая страницы.
— Послушайте, — сказал д'Артаньян нерешительно. — Дело в том, что я обещал одной даме сегодня же принести именно этот роман…
— Вот совпадение, сударь! — все так же стоя к нему спиной, отозвался мушкетер. — Абсолютно то же самое я могу сказать о себе…
— Сударь!
— Что, сударь?
— Вы не думаете, что вашу обращенную ко мне спину я могу расценить совершенно недвусмысленно? — задиристым тоном произнес д'Артаньян, уже не боясь нарушить благоговейную ученую тишину этого места.
— Это как же, сударь? — осведомился мушкетер, оборачиваясь с быстротой молнии, и его глаза сверкнули гневом, изгнав всякие ассоциации с духовным лицом.
— Вы уступите мне книгу? — спросил д'Артаньян вместо ответа.
— Сударь, я пришел первым.
— Я пришел вторым, но это ничего не значит, — сказал д'Артаньян решительно. — Если меня не обманывают глаза, у вас на левом боку висит вещичка, которую испанцы называют «эспада», ну, а мы, французы, попросту «шпага»…
— Совершенно верно, сударь. Желаете поближе рассмотреть клинок?
— Почему бы и нет?
— Ого! — произнес мушкетер насмешливо. — Да вы, пожалуй, ищете ссоры, милейший?
— Вы только сейчас это поняли, сударь?
— Ну что вы! Мне просто в голову не могло прийти, что юнец вроде вас отважится задирать мушкетера короля, который пользуется некоторой известностью в городишке под названием Париж, — и отнюдь не по причине кроткого нрава…
Д'Артаньян, поклонившись по всем правилам, произнес:
— Мне уже доводилось встречаться в Менге с парочкой мушкетеров короля, и у меня осталось впечатление, что их доблести явно преувеличены… Одного фанфарона, помнится, звали Атосом, другого — Портосом…
Во взгляде молодого мушкетера сверкнула угроза:
— Ах, вот как? Значит, вы тот д'Артаньян…
— Вы хотите знать, тот ли я д'Артаньян, что задал трепку двум буффонам из вашей роты? Я самый! Д'Артаньян из Беарна. Можно поинтересоваться вашим именем? Бьюсь об заклад, оно способно удивить человека постороннего. Почему-то имена всех мушкетеров, с которыми мне довелось встречаться, напоминают то ли названия гор, то ли турецких городов…
— Меня зовут Арамис, — с ледяным спокойствием сообщил молодой человек.
— Ба! — воскликнул д'Артаньян. — Вы уже успели обернуться из Мадрида? По воздуху вас, что ли, черти несли?
Арамис недоброжелательно прищурился:
— Поначалу я принял вас за очередного невежу, но, сдается мне, вы заслуживаете большего… Вам никогда не говорили, что язычок ваш чересчур длинен?
— Черт побери, не вам его укорачивать!
— Как знать, любезный д'Артаньян, как знать?
— Не покинуть ли нам это почтенное заведение? — живо предложил д'Артаньян.
— Охотно, — кивнул Арамис и обернулся к хозяину. — Любезный, не убирайте книгу со стола. Я только убью этого человека и сейчас же вернусь за нее расплатиться…
— Смешно, дорогой хозяин, но от меня вы услышите то же самое, — сказал д'Артаньян через плечо, направляясь к выходу вслед за мушкетером.
Шагая бок о бок так, что издали казались добрыми друзьями, они вышли на огороженный пустырь за Люксембургским дворцом, где чуть ли не каждый день решались меж дворянами дела подобного рода. Сейчас, правда, на пустыре мирно паслись козы. Арамис дал пастуху какуюто мелочь, и тот быстрехонько удалился.
— Приступим? — осведомился д'Артаньян, кладя руку на эфес.