Провинциалы. Книга 5. Время понимать
Шрифт:
Денис предпочитал первый ряд, но тоже не напротив, а сбоку. Довольно часто он садился как раз перед Дашей. Он в спор или диспут вступал легко, но, как правило, задавал вопросы, ответы на которые были очевидны, не старался самостоятельно дойти до сути и удовлетворялся поверхностным ответом. Вопросы его нередко были с подтекстом, заставляющим оглашать собственную позицию, – увиливать и прятаться за обкатанные, безликие фразы Жовнер не хотел. Да и не умел.
Олег занимал место если не в последнем ряду, «на камчатке», то ненамного ближе. В диалог он вступал не часто, дав возможность высказаться всем желающим, но всегда умудрялся как бы подвести черту, суммируя все услышанное. Он, несомненно, был самым эрудированным, хотя сменил несколько школ (отец –
Вот на эту троицу Жовнер теперь и ориентировался, готовясь к лекциям или семинарам, не особенно заботясь о том, как воспринимают материал остальные, считая, что его задача дать возможность утолить жажду познаний тем, кто этого хочет. Ему нравилось импровизировать, ломая привычную рутинность и внося элемент неожиданности.
На одной из лекций накануне зимней сессии Денис Демьянюк вдруг спросил, можно ли считать деятельность краевого правительства достойным ответом вызовам времени. Жовнер сказал, что эта тема требует отдельного и серьезного разговора, они могут к ней вернуться в следующем семестре, но, если коротко, то, конечно же, нет, не отвечает. И привел в пример необъяснимую, на его взгляд, ничем, кроме как ностальгией по ушедшим временам, приверженность Галины Федоровны Духиной к выпестовыванию трудовых отрядов старшеклассников.
– Сейчас в селах новая техника, технологии, формы управления…
Специалистов действительно не хватает, но не разнорабочих. Да, надо думать о будущем, когда сегодняшние механизаторы, животноводы, полеводы выйдут на пенсию, но зачем же учить пользоваться тяпкой или техникой вчерашнего дня?.. Раньше, при советской власти, которую вы, естественно, не помните, рабочих рук в уборку не хватало, и привлечение школьников было оправданно. Но сегодня ситуация совсем другая…
Я не так давно общался с директором крупного сельхозпредприятия, так он считает, что у нас в деревне избыток трудового населения процентов на двадцать, и с расширением использования новой техники и технологий они определенно останутся без работы. Так что не стоит тратить деньги на отжившее и неэффективное, а лучше вкладывать их в обучение новым профессиям, в развитие талантов, и не обязательно только хлеборобов… Деревне сейчас больше нужны люди, способные организовать, пусть маленькое, но свое дело. Ту же парикмахерскую открыть, мастерскую по ремонту бытовой техники, которой становится все больше… А главное, школьников надо учить выживать в новых условиях. Так что уважаемая Галина Федоровна сегодня не вперед ведет – назад тянет…
Высказал то, что хотел, не задумываясь о последствиях, слава Богу, не при коммунистах живем, критиковать теперь можно всех без разбора, начиная с президента… Еще раз повторил, что подробнее об ошибках нынешней краевой (и не только краевой) власти они поговорят уже в новом году.
На следующий день раздался неожиданный звонок. Заведующая кафедрой Ольга Семеновна Шепелева голосом, полным скорби и участия, с паузами и громкими вздохами, сообщила, что по сложившимся обстоятельствам университет вынужден прервать с ним деловые отношения.
– Вы разрываете контракт? – уточнил Жовнер, уже смутно догадываясь о причинах столь неожиданного известия. Еще вчера Шепелева говорила ему о том, что студенты души в нем не чают, и обещала сама заглянуть на лекцию. – И по какой причине?
– Ваш курс не соответствует утвержденной программе…
– Не темните, Ольга Семеновна, вы недавно восторгались им…
– Да, действительно, – осмелилась сказать правду та, – студентам ваши лекции нравятся. Но зачем вы, Александр Иванович, критикуете краевое правительство?
– Ах, вот в чем дело. – Жовнер даже развеселился. – А мы что, уже не в демократической стране живем?..
– Александр Иванович, вы же и так все хорошо понимаете… Мы ведь с вами еще не забыли, как было при коммунистах…
– Ну да, те же коммунисты, только перекрашенные, и сейчас во власти, – закончил он то, что
– Но, правда, пока я правительство наше не критиковал, только Духину, значит, это ее пожелание… Точнее, приказ… «Позвоночное» право, никак мы без него… Только вот неясно, кто ей донес?
– А вы разве не знаете, что в каждой группе обязательно есть осведомитель?
– Признаться, как-то запамятовал.
– Напрасно.
– А вы знаете, кто?
Она молчала.
– Знаете, – утвердительно произнес он. – Ну, так подскажите, я догадаюсь…
– Тот, кто вам вопрос задал…
– Значит, у вас тоже есть свои осведомители, – констатировал Жовнер. – Господи, а я по наивности думал, все осталось в прошлом…
– Человек консервативен… Я пыталась вас отстоять у ректора, но там такие круги пошли…
– А я по собственному желанию не уйду. Предам гласности все, включая и позицию вашего начальства…
– Вы серьезно?
– Да, – твердо произнес он. – Так и передайте… кому там, декану, ректору, самой Духиной… Слава богу, пресса у нас свободная еще есть…
– Хорошо, я передам, – пообещала она. – Только вы не торопитесь.
Я вам перезвоню…
Василий Всеволодович Балдин своей жизнью был доволен. К сорока годам он в своей профессии достиг той ступени, которая для многих оставалась так и не осуществленной мечтой. Когда-то, радуясь своему выделению из армейской среды посредством сержантских нашивок, он полагал, что дальше его карьера будет складываться традиционно прямолинейно, и настроился на этот неторопливый, размеренный подъем вверх, понимая, что главное в этом подъеме не только правильно распределить собственные силы, но и овладеть умением сохранять равновесие, дабы ни с кем из подобно ему устремленных к верхним ступеням карьерной лестницы не соприкасаться слишком плотно. Но размеренность жизни сломалась, когда его профессиональный рост еще только начинался. И тогда, единственный раз в жизни, он усомнился в правильности личного намеченного плана и вместе со страной устремился к переменам.
Покинув пост заместителя редактора главной партийной газеты края по собственному желанию, он открыл свою фирму, начал выпускать газету, занялся строительством, понимая, что именно за этой отраслью с ее сумасшедшим дефицитом будущее экономики новой страны, а значит, и материальное благополучие тех, кто освоит этот бизнес в числе первых. Но газета скоро перестала приносить прибыль, со строительством не складывалось, покупатели строящихся квартир не торопились приносить свои капиталы, банковские кредиты вели скорее к нищете, чем к преуспеванию. Стало понятно, что хищный оскал капитализма – это все-таки не метафора, как думалось совсем недавно. Похоже, это лучше, чем подавляющее большинство населения страны, понимали именно те, кто совсем недавно призывал усиленно строить коммунизм, а теперь, сдав партбилеты, занял места в кабинетах демократического крайкома-правительства и исполкома-думы. И он прислушался к советам старших, более опытных товарищей, закрыл свою фирму и стал помощником председателя краевой думы.
После сложных многочисленных задач, которые приходилось решать в бизнесе, где после первостепенных финансовых проблем стояли кадровые, потом отношения с госструктурами, надзорными органами, заказчиками, подрядчиками, новую должность можно было сравнить с времяпрепровождением на курорте. В коридорах бывшего крайкома исполкома стояла такая же, как и прежде, благостно-спокойная атмосфера, в которой самое главное было исправно соблюдать режим и ни с кем не портить отношений. Только при выполнении этого условия была полная гарантия получения зарплаты и всякого рода надбавок за не очень напрягающий труд. На первых порах он проявлял усердие, хотя не очень-то и старался, просто само собой получалось, что задания шефа он выполнял быстро и качественно. Через пару недель тот задержал Балдина вечером и, налив себе и ему по рюмочке коньяка (была пятница, можно расслабиться), изложил главную заповедь чиновника: не спешить.