Проводник 2. На другом берегу Стикса
Шрифт:
– Ладно, Жень, теперь ему лучше, я скажу, он и так хорошо пожил, все-таки уже взрослый был, восемьдесят один, Миша самый старший из нас. Чего только в жизни его не было: и война, и борьба с преступностью, а сколько лет он отдал конторе, отличный контрразведчик. – Старик выделил в своем монологе последнее слово, продолжил. – Скольких орлов воспитал, вон ты какой красавец, твой отец не зря прожил эту жизнь, дай бог каждому. – Успокоил его старичок генерал, стоящий в середине компании, опять все замолчали.
– Хорошо мужики, если что, если замерзнете, проходите в квартиру, там Тамара
Дал старшему распоряжение выстроиться как привезут покойного, потом пошел в квартиру отца.
На просторной кухне четырехкомнатной генеральской квартиры хлопотала Тамара с повязанным на голове черным траурным платком из шифоновой ткани. Ей помогали три подруги. Несмотря на полуоткрытое окно, дома было тепло, пахло едой, но все равно по понятной причине квартира лишилась уюта.
– Томочка, пожалуйста, настрогай солдатам бутербродов, и чай, не знаю, в кастрюлю что ли им завари. – Скомандовал Михалыч. Тамара отвлеклась, кивнула.
– Жень, как там дела? – Спросила она.
– Нормально, через минут пять должны привезти, уже все собрались. –Ответил Михалыч. Возникла пауза безделья, не знал куда себя деть, он подошел к окну, посмотрел вниз. С окна открывался вид с третьего этажа на мокрый осенний двор, там внизу группками стояли и разговаривали люди, ожидавшие покойного. Из-за угла во двор плавно и беззвучно въехал черный катафалк, он проехал еще с десяток метров, черным обелиском застыл на месте. В кармане у Михалыча зазвонил телефон, на том конце был Эдик.
– Евгений Михайлович, машина приехала, ребята ждут указаний. – Сообщил он. Михалыч молчал, провалился в ступор. Там внизу черная машина привезла неоспоримое доказательство того, что его отец мертв. До этого мозгом он понимал, что папы уже нет, но сердце упорно отказывалось в это верить.
– Алло? – Спросил Эдик, проверяя слышат его или нет.
– Да, я слышу тебя, прости Эдик. – Михалыч очнулся, взял себя в руки, задвинул тоску подальше. – Выносите папу, я сейчас спущусь. – Приказал он. Стоял, наблюдал в окно, как через некоторое время открылись двери катафалка, оттуда вышли двое молодых ребят в черных костюмах, подошли к корме, открыли заднюю широкую дверь, один из них вытащил складные подставки под гроб, поднес их ближе к подъезду, раскрыл, зафиксировал и расставил, убедился, что они стоят прочно и устойчиво, повернулся, пошел к ожидающим его товарищам для выноса гроба с покойником. Михалыч не стал дожидаться и смотреть как будут доставать и выносить из машины тело, отвернулся от окна, направился на выход, он позвал Тамару и ее подруг с собой.
Отца было сложно узнать, казалось, в гробу лежит другой человек, его лицо исказила маска смерти, оно как-то осунулось, заострилось, посерело. Но все же перед Михалычем лежал папа, горько было осознавать это. Покойник был одет в военную форму с генеральскими погонами, форма лежала на нем идеально, из-под батистового белого покрывала, которое закрывало его почти до груди, выступали носки черных туфель, гроб был дорогой, покрытый коричневым лаком, но полностью открытым, такой хотел отец при жизни. Он дал указания, когда точно понял, что скоро умрет.
Возле подъезда выстроился караул, отдавая дань своему соратнику и товарищу, контрразведчику. Прямо возле ребят сгрудились бабки, соседки по подъезду, они не громко переговаривались, качали головами.
К гробу, шаркая ногами, подходили люди, прощались, отходили, шмыгали носами на холоде. Все было торжественно, тихо и печально. Евгений Михайлович посмотрел на часы, кашлянул, он тоже замерз, подошел к Эдику.
– Эдик, я думаю, что пора. Нужно народ попросить сесть в автобусы, пора выдвигаться на кладбище, у нас уже время поджимает. – Сказал он в пол голоса. Тот в ответ кивнул, показывая, что понял. Михалыч развернулся, направился к караулу, дал указания сержанту грузиться отделением в автобус, объяснил, как им действовать на кладбище. Тем временем, парни – работники агентства бережно понесли покойного обратно в катафалк. Народ рассаживался по теплым, прогретым автобусам, с облегчением занимая места, процессия сворачивалась для переезда на кладбище.
– Тома, не волнуйся, все прошло на отлично, прощание, поминки. Красиво сработал караул с салютом, все прошло, как надо, еды в достатке, людей накормили. – Михалыч успокоил супругу, та сильно разволновалась после похорон, на кладбище ее пришлось отпаивать валерианой. В ответ она ничего не сказала, только кивнула головой. На переднем сидении, рядом с водителем, сидел их взрослый сын Сережка. Приехал на похороны деда из Москвы. Он обитал в столице, был на курсах повышения квалификации, сын молча следил за дорогой.
– Леш, заверни, пожалуйста, на Жукова, там меня высадишь. – Неожиданно скомандовал Михалыч водителю. На него вопросительно посмотрела супруга, уже было открыла рот, чтобы задать вопрос, но Михалыч ее опередил, ответил первым. – Тома, сегодня ночуйте с Сережкой дома, я переночую у отца, пороюсь в его нычках, может деньги где припрятал, да и вообще нужно там побыть, а то мало ли что. Люди знали, что жил один, сегодня его похоронили, квартира лакомый кусок для воров. – Объяснил он, замолчал, потом добавил. – Я хоть свет повключаю, пусть видят, что там живут.
– Я поняла, Жень. Да, все правильно, я не подумала. – Призналась она, добавила. – Я видела у папы шкатулочку с золотом, он прячет ее за баром.
– А ты откуда знаешь? – Удивленно спросил ее Михалыч.
– Пап, по-моему, тут за шкатулочку только ты не в курсе. – Отозвался сын Сережа.
– Дед всегда доставал шкатулку на день победы, там у него звезда героя хранилась. – Добавил он.
– Ясно. – Согласился Михалыч, дальше ехали молча, каждый думал о своем.
Тик, тик, тик, тик, мерно отчитывая секунды, тикали настенные часы, поскрипывая внутри, словно скребясь коготком, ритмично нарушали тишину. Их стрелки показывали без пятнадцати два.