Проводник
Шрифт:
После этих слов она резко развернулась и пошла к своему подъезду. Я некоторое время смотрел ей вслед, потом закрыл дверь и чуть ли не бегом поднялся наверх. Подойдя к окну на кухне, осторожно через занавеску осмотрел двор. Меня снаружи видно не было. Но и я никого не увидел. Надо будет периодически поглядывать в окно. Это ведь Костя с Гореславом. Они следят за моим домом. Надо быть аккуратнее, чтобы сохранить хоть какое-то преимущество.
Я заварил кофе и стал рассматривать книгу, которую мне отдала соседка. «Памятники истории и культуры». 1976 год. Еще до моего рождения. Полистав книгу,
В нижнем левом углу плана-схемы виднелась короткая и извилистая речка Лыбедь, которая давно уже течет по трубам. Мне их хорошо видно из окна. Гипотетически место, где сейчас стоит наш дом, тоже должно было быть отображено на этой карте, но вместо него красовался обширный квадрат с пояснениями и условными обозначениями. Никаких дорисовок тут тетя Шура не делала, зато на севере, на самом краю рощи Кузянки, в овраге она нарисовала какой-то неровный овал со стрелкой, показывающей вниз. Прикольно! Что бы это значило? К сожалению, некогда тут рассиживаться. Кофе допит. Пора действовать!
Я снова посмотрел в окно, никакой слежки видно не было. Оделся. С собой взял кастет. На всякий случай. Вышел на улицу, запер дом и пошел в сторону Золотых ворот. Там, чтобы уйти от возможных преследователей, я в неположенном месте перебежал дорогу и, пройдя вдоль древнего вала, свернул налево, после чего бегом направился вниз, параллельно Большой Московской. У старой аптеки снова вышел на Большую Московскую, прошел буквально два дома и свернул направо к узкой кривой улочке, крутым наклоном устремляющейся в сторону Клязьмы. Как раз по ней мы с Катей несколько дней назад и шли за Константином.
Я точно повторил этот путь и вышел к тому самому сгоревшему дому, к которому меня привозил полицейский уазик. Не может быть. Наверное, я где-то ошибся. Я вернулся к началу улицы и повторил путь. Нет, ошибки быть не может. Тут, собственно, и ошибаться-то негде — одна улочка и две переулка. Я исходил их все и теперь был на 100 % уверен, что заходили мы с Катей в этот самый сгоревший дом.
Безумие какое-то. Я даже пробрался через сугробы к подъезду дома и заглянул в развалины. Сомнений быть не может — место то, но дом уже не тот. Не мог я перепутать! Я же ясно помню, как по лестнице поднимался на второй этаж, как в комнату заходил. А тут только остов и остался. Тут может быть только одно объяснение. Что, после того чая, у меня в голове все перепуталось. Наверняка какой-то наркотик туда подмешали.
Следовательно, нужно искать другой дом. Но домов, подобных этому, во Владимире полным-полно. Вся историческая часть города так застроена. От вино-водочного завода до Студеной Горы. От Клязьмы и до Лыбеди. Поди, узнай, в каком из них мы были с Катей.
Но деваться некуда. Остаток дня я провел, блуждая по переулкам и улочкам, петляющим ниже Большой Московской до самой железной дороги, протянувшейся вдоль Клязьмы. Домой я вернулся часов в семь. Ужасно уставший, замерзший,
Спал я как убитый. Проснулся рано утром. Доел все, что оставалось в холодильнике. Почистил зубы. Взял с собой бутылку, в которой оставалось грамм сто водки. И пошел дальше изучать город. Слежки не заметил.
Было еще темно, а я уже во всю наяривал круги по исторической части города. Бутылку я прикончил часов в девять. И купил новую. К двум часам добрался до своего дома. Владимир оказался на удивление маленьким.
Мои поиски никаких результатов не дали. Оставалась еще небольшая неисследованная часть вниз от Студеной Горы. И почти две трети бутылки. Я ее оставил на вечер. А пока решил передохнуть. По дороге забежал в магазин и затарился продуктами.
И вот, с большим целлофановым пакетом иду я к своему дому и тут вижу знакомую бороду. Гореслав. Стоит у входа в арку. Меня увидел и тут же шмыгнул внутрь. Интересно, думаю. Значит, все-таки ведется слежка.
Приближаясь к дому, я чувствовал, как во мне закипает ярость. Я чуть ли не вбежал в арку. С твердым намерением загасить Горюшко. Сейчас он мне все расскажет. И где Катя, и где Мариша с этим мудаком Костей. Но ни в арке, ни во дворе никого не оказалось. Я забежал в общий подъезд дома и осмотрел оба этажа. Никого.
Куда же он делся? Дверь в мою часть дома заперта. Странно. Я еще раз внимательно осмотрел двор — никого. Пожав плечами, я пошел к себе. Дверь на всякий случай за собой я запер. После этого осмотрел подвал, пространство под лестницей. Подойдя к квартире, я тихонько поставил сумку на пол, достал кастет, аккуратно вставил ключ в замочную скважину, бесшумно открыл дверь и ворвался внутрь. Никого. Чердак! Выбежал на лестничную площадку и, держа занесенным для удара кулак, влетел по лестнице на чердак. Тоже никого!
Странно! Куда делся Гореслав? Вернувшись в квартиру, я разложил продукты, поставил греться чайник и воду для пельменей. Мешаю воду в кастрюле и периодически поглядываю в окно. Никого.
Пообедав на скорую руку, я без всякой надежды пошел искать дом дальше. Бутылку с собой решил не брать. Хватит уже пить! Выйдя на улицу, сразу оглядел двор. Ни Гореслава, ни Константина видно не было. Ладно. Буду действовать по плану. Кастет в кармане не давал руке покоя. Я постоянно то одевал его на руку, то снимал. Очень нервничал.
Бродя по заснеженным и уже темнеющим старым улицам, я вдруг подумал, что у Мариши ведь есть ключ от моего дома. Иначе, каким образом она смогла завладеть первой частью Шуриного письма. А потом еще подбросить ту записку для бычка? Может быть, Гореслав все-таки спрятался где-то у меня дома. Я, например, не заглядывал в санузел. И в печь. Опять эта печь! Надо бы заменить входную дверь — поставить металлическую! А пока что стоит придумать какой-нибудь секретный маячок, с помощью которого можно было бы отследить, проникал ли кто-нибудь в квартиру без меня или нет.