Проводы на тот свет
Шрифт:
– Ну чем вы могли ему помочь?
– Не скажи... Никогда неизвестно, когда и кому понадобится полтора квадратных метра на кладбище. И ошалевшие от горя родители безвременно усопшего умоляют: "Андрей Иванович, похлопочи, чтобы местечко было сухое, под березкой, на пригорочке"... И я тебе скажу: по тому, как мы прощаемся с мертвыми, о нас судят живые. И или верно служат, или косят на сторону. Психология...
Алексею это было понятно. Кто же и позаботится о мертвых, как не живые? Он поездил по Европе и знал, что в европейских городах кладбища ухожены, обустроены, туда, к могилам великих предков, водят туристов. Экскурсоводы все подробно расскажут и дадут возможность погулять по аллейкам, оценить строгое, траурное изящество памятников. И не дай Бог, кто-то бросит окурок или уронит бумажку. Нет, не поколотят, но глянут так, словно ты шелудивый пес без роду и племени.
– Алексей Георгиевич, - прервал его размышления Юрась.
– Я, конечно, понимаю твое желание помочь Оле. Это по-человечески, по справедливости. Только дело это очень опасное - предупреждаю.
– Почему ты так считаешь?
– Господи!
– начал раздражаться Юрась.
– Я же тебе уже объяснял! Не понял? Еще раз объясню на понятном вам, прокурорским, языке. Это не организованная преступность, как вы её называете, учинила расстрел. Она потому и организованная, что лишних, торопливых движений не делает. Если бы она - можно было бы просчитать, нанести упреждающий удар. А тут какие-то придурки схватили баксы, постреляли и смылись. И как только тот, кто их нанял, почувствует, что ты идешь по следу, "закажет" тебя.
– Спасибо, что предупреди. Буду остерегаться, - сказал Алексей.
– Я по себе узнал, что ты парень настойчивый, упорный. Если бы не ты, то, как поется в песне, "и никто не узнает, где могилка моя". Кстати, не могу понять, почему тела... прошедших через высшую меру не выдаются родственникам. Хоть бы оплакали их - все утешение.
– И я этого не знаю. Может, чтобы не накалять страсти. Андрей Иванович, дело это уже прошлое, я уверен, чтО не ты... пришил старлея. Но как он оказался на задворках твоего пивного бара? Капитан, как ни спрашивал его, молчал, сопел, страдал, а молчал.
– Чистая случайность. Капитану помогали двое его дружков. Они втроем замочили героя-любовника, когда тот выходил из подъезда, от этой бляди капитанской супружницы. А перевезли в багажнике на рассвете под пивную мол, зарезал кто-то в пьяной драке. Капитан молчал, потому что иначе выдал бы своих подельников. Очень порядочно поступил.
Алексею странно было слышать такую "оценку" убийцы, но в мире Юрася действовали другие критерии, отличные от прокурорских.
– Посмотри, господин Костров, вон на тот столик, - Юрась жестом показал на какой.
– Видишь, двое недавно пришли и устроились? Это не за мной присматривают, за тобой, дорогой мой. И понятно, что произошло. Ольга поделилась с Алевтиной, та с Виолеттой... А три бабы способны заполонить слухами всю Москву.
Яков Михайлович Свердлин извинился перед Алексеем и шефом, объяснил, что ненадолго вынужден покинуть их. Он подошел к "случайным" посетителям, которым уже принесли графинчик и скудную закуску, вежливо попросил покинуть ресторан. Те возмущенно задергались. Яков Михайлович подозвал официанта, сказал:
– Уберите это, - он ткнул пальцем в графинчик и тарелки.
– Господа передумали и покидают ваш замечательный ресторан.
Рядом со Свердлиным уже стояли оба его секьюрити, демонстративно упрятав правые руки под пиджаки.
Пришлые торопливо встали - парни проводили их к выходу.
– Там ещё двое моих в машине. Так что придется этим брать ноги в руки, - довольно улыбнулся Юрась.
– Силен, - с искренним восхищением сказал Алексей.
– Опыт - великое дело. Береженого Бог бережет. Но считай, что ты уже под ударом. Сейчас вернется Яков Михайлович, и я отдам кое-какие распоряжения. А ты не удивляйся, молчи и делай непроницаемую физиономию. Не только для тебя стараюсь...
Свердлин молчаливо занял свое место за столом. Юрась подождал, пока он аккуратно опрокинет стопочку, и сказал:
– Яков, есть просьбы, считай, поручения. Зачисли Алексея Георгиевича в нашу охранную фирму, допустим твоим заместителем. Дай полковнику с улицы Щепкина триста баксов и получи для Алексея Георгиевича лицензию на право хранения и ношения "макарки" номер такой-то. Выдай ему пистолет с чистенькой, как у младенца, биографией. Дальше... Когда бы ни позвонил Алексей Георгиевич, выделяй ему пять бойцов или сколько нужно. И, последнее пока... Твои люди должны распустить слухи, что господин Костров, бывший следователь и ныне журналист - мой будущий родственник. Скажем, зять... Пусть попробуют сунуться к родственнику Юрася, - злорадно завершил Андрей Иванович свои "поручения".
Заметив, как изумился Алексей, почти весело добавил:
– Таська девка красивая и умненькая. И в тебя влюбилась от макушки до пяток. Все упрашивает пригласить тебя в гости.
– Ну скажешь, Андрей Иванович!
– растерялся Алексей.
– А чего? Ты, Алексей Георгиевич, мужик серьезный, мне такой и нужен... в зятья. А то, что после моих именин Виолетта Петровна увезла тебя к себе на дачу - это не грех, а маленький, маленький грешок. Ты хоть знаешь её фамилию?
– Не успел поинтересоваться, - вроде бы легкомысленно ответил Костров, не совсем понимая, к чему задал такой странный вопрос Юрась.
– Рекомендую - госпожа Благасова...
– Кто? Жена уцелевшего после расстрела в "Вечности" похоронщика-фирмача?
– изумленно воскликнул Алексей. И в памяти всплыл странный интерьер рабочего кабинета мужа Виолетты Петровны: не кабинет, домашний музей печальных обрядов разных времен и народов.
– Она, дорогой Алексей Георгиевич. Ну, да Бог с ней, вроде тебя не сильно она зацепила. Переспал, схватил кайф, и прощай, прощай, мне ничего не надо... Бывает.
Андрей Иванович вроде бы шутил, но всматривался в Алексея цепким, изучающим взглядом.
Алексей мог бы сказать Юрасю, что продолжения у бурной ночи на даче не последовало, Виолетта Петровна несколько раз звонила, но он инстинктивно Отстранился от нее, хотя видимых для этого причин не было. Она обиделась, в последнем телефонном разговоре гордо заявила, что ни к кому не привыкла набиваться со своей любовью, а совсем наоборот... Ничего этого Алексей не стал говорить, это были дела сугубо личные.
Юрась заметил, что Алексей всматривается в него, напряженно размышляет над услышанным, и тут же мгновенно сменил свой цепкий взгляд на понимающий.