Провокация (Солдаты удачи - 15)
Шрифт:
– А ты бы о чем думал, если бы тебя продержали две недели на минеральной воде "Нарзан"?
Он надолго задумался, а потом задал вопрос, который, судя по всему, уже давно вертелся у него на языке:
– Вы кто, ребята?
– А ты?
– вопросом на вопрос ответил я.
– Кто ты? Если ты внук национального героя, почему тебя держат на "губе"?
– Они называют это - под домашним арестом, - объяснил Томас.
– В Таллине я сидел дома. С охранником. А сейчас должен быть на съемках. Не возить же меня каждый день из Таллина. Вот и пристроили на "губу".
– Почему ты хочешь свалить? Почему они тебя не отпускают?
– Я им нужен.
– Зачем?
– Не знаю. Это все - раскрутка. Понимаешь? И фильм - раскрутка. И презентация. И я на презентации. Они раскручивают.
– Тебя?
– Нет. Альфонса Ребане.
– Твоего деда, - уточнил я.
– Да никакой он мне не дед! Его и близко не было в нашей семье! Он просто однофамилец. Ребане, если по-русски, - это Лисицын. И больше ничего общего у меня с ним нет. В этом-то все и дело!
– Точно?
– Еще бы не точно!
– Так, - сказал я.
– Это кино, похоже, поинтересней того, что мы видели. Ты все расскажешь. Но не сейчас. Сначала дождемся ребят.
Прошел час. Их не было.
Час двадцать. Их не было.
Час сорок. Никого.
Я сидел в анатомическом водительском кресле "мазератти", облегающем спину и задницу, как объятия любимой жены, но ерзал, как на иголках. Вопрос был только один: что произойдет раньше - в лагере поднимут тревогу или они вернутся?
Мой внутренний голос возмущенно молчал. Обиделся, что я к нему не прислушался.
Темнота сгустилась так, как бывает только перед началом рассвета. С того места, где стояла наша тачка, были видны отсветы яркого лагерного освещения, а дальше справа - тусклая цепочка огней над укрепрайоном Эстонской дивизии СС.
И вдруг я заметил, что эти огни погасли. Были - и нет. Я даже сначала подумал, что мне показалось. Всмотрелся - не показалось. Ни единого огонька.
Что бы это могло значить?
4.10.
Начало рассветать. Ребят не было. У меня в душе появилось тяжелое предчувствие беды.
4.30.
– Вон они!
– вдруг сказал Томас.
– Где?
– Да не впереди - сзади!
Я врубил заднюю скорость. Через две минуты Артист и Муха ввалились в машину, Артист хрипло выдохнул:
– Все в порядке. Гони!
– А где "уазик"?
Он неопределенно махнул рукой:
– Там бросили. Вместе со всеми "калашами". Гони, Серега, гони!
Я не заставил себя упрашивать. Единственным моим желанием было оказаться от этих мест как можно дальше. И как чувствовал: не успели мы отъехать километра на три, как до нас донесся вой сирены - в лагере "Эста" объявили тревогу. Я дал под сотню - больше не позволяла дорога, она была слишком узкая и извилистая, петляла между холмов. Но минут через пять Артист попросил ехать помедленней. "Мазератти" огибала высокий холм, поросший ельником и мелкими соснами.
– Тормозни!
– скомандовал Артист.
– Теперь мы в полной безопасности.
Я остановил тачку. Артист выпрыгнул из машины и полез по холму вверх, жестами предлагая нам следовать за ним. Поднявшись
– Вот отсюда все будет хорошо видно, - удовлетворенно сообщил он.
Я осмотрелся. Уже заметно рассвело. С косогора хорошо просматривались холмы левого берега реки, исполнявшей роль Векши, но было слишком далеко, чтобы разглядеть блиндажи и окопы. По полям, обтекая холмы, стелился туман. Из него прорастали березовые перелески, стога. Было сыро, пахло прошлогодней листвой. У нас в Затопине - морозы и вьюги, а здесь - почти весна. Было что-то очень приятное в этой мирной, доброй к человеку земле.
Артист напряженно всматривался в сторону Векши.
– И чего мы ждем?
– спросил я.
– Когда совсем рассветет?
– Нет. Когда они доберутся до блиндажа и включат свет.
– И что будет?
– Увидишь.
Ожидание затягивалось. Воспользовавшись этим, Муха стащил с себя камуфляжную куртку, потом брюки и выругался:
– И все ты, Артист! Из-за тебя хорошие штаны испортил!
На брючине его костюма темнело мазутное пятно.
– Отчистишь, - отмахнулся Артист.
– Бензинчиком ототрешь. Да что же они тянут? Их же люди в блиндаже! Неужели никому не придет в голову пойти и проверить, что с ними?
И тут над укрепрайоном зажглась гирлянда огней.
– Всё!
– завопил Артист.
– Смотрите!
И мы увидели.
Сначала беззвучно вспухли холмы. По всей линии обороны засверкали словно бы злобные шаровые молнии. Земля вздыбилась, из нее выстреливали картечные сгустки камней, как из жерла проснувшегося вулкана. И лишь потом на наши ушные перепонки обрушился грохот взрыва. Вернее, серии взрывов, которые сливались друг с другом, образуя какой-то утробный гул. И не успела осесть поднятая на десятки метров земля, как начались короткие резкие взрывы. Я уже понял, что это такое: это начал рваться боезапас в "тиграх".
От внезапной тишины даже зазвенело в ушах.
– Вот вам, суки, битва на Векше!
– изрек Артист.
– Валим!
Мы скатились к дороге, погрузились в тачку. Артист сел за руль и погнал "мазератти" к шоссе, которое связывало Тарту с Таллином.
– А теперь объясни мне, что это было, - попросил я Артиста.
– Да все очень просто. Мы вывели цепь на рубильник, которым включается освещение. Единственная проблема была - взрыватели не сразу нашли. Они были в снарядном ящике в штабном блиндаже.
– И пришлось поуродоваться, пока перетаскали тол к танкам, - добавил Муха.
– До чертовой матери они его наготовили.
– А насчет трупов можешь не беспокоиться, - заверил меня Артист.
– Все кадры сидели в штабном блиндаже. А рядом с ним ничего не взрывалось.
– Это, конечно, утешает, - сказал я.
– Но я тебя спросил не о том, каким образом вы замкнули взрывную цепь. Я тебя спросил совсем о другом.
– Понимаю. Я просто реализовал сценарий. Все точно по тексту. Получив приказ из ставки фюрера, доблестные эстонские патриоты отступили, А перед этим взорвали свои позиции. Вместе с боевой техникой. Чтобы она не досталась врагу.