Прозрачная женщина (сборник)
Шрифт:
Первым таким катализатором была овчарка, в свое время жившая у меня: породистая, с родословной, уходящей в Германию. Отношения у нас не сложились в конечном счете по той причине, что я видел в ней друга. Коли друг, то будь мне подобен; коли подобен, то и равен; коли равен, то изволь понимать с полуслова. Но овчарка не понимала, да и я не всегда ее понимал.
Вторым кристаллизующим моментом стали прочитанные слова Гёте, которые отпечатались в сознании, как гравированные на том кристалле: «Требовать, чтобы люди с тобой гармонировали, – непростительная глупость». От того, что все мы похожи друг на друга, еще не значит, что все мы одинаковы – это уже я теперь говорю. Впрочем,
– Ну что, побеседовали? – спросил я.
– Сергей Георгиевич, может быть, у меня вырвалась резкость... Но вы обвиняете бездоказательно.
– О том, что газетчики не понимают сути правового государства? Извольте, докажу. На той неделе была статья Аркадия Изюмского...
– Один из лучших публицистов, – вставил он.
– ... о разгоне митинга в Старом сквере... Вы согласны со статьей?
– Еще бы!
– Но исполком митинга не разрешил. Значит, милиция действовала законно. Как и подобает в правовом государстве. Не так ли?
– Она применила силу.
– Милиция для того и создана, чтобы применять силу. Она поступила так, как поступает полиция в любом цивилизованном государстве.
– Сергей Георгиевич, вы против того, что обсуждалось на митинге?
– За! Я вообще за полную свободу митингов, кроме каких-нибудь профашистских. Но лучшему публицисту Аркадию Изюмскому нужно было весь свой гнев направить против исполкома, а он по непониманию принципов правового государства обрушился на милицию.
Журналист наклонил голову, будто кивнул мне в знак признательности, да забыл выпрямиться. Еще бы: писать на правовые темы и отделаться обидным молчанием.
– Как вас звать? – спросил я миролюбиво.
– Герман... Герман Александрович.
– Герман Александрович, вы согласны, что правовое государство то, где законы чтятся свято и всеми? И следователем Ивановым, и гражданином Петровым...
– Да, конечно.
– Почему же вы критикуете следственные органы только за то, что они кого-то незаконно привлекли? А если незаконно не привлекли?
– Как это?
– Пойдите в любую прокуратуру или райотдел милиции, и вам покажут шкафы разных дел, по которым преступники избежали ответственности.
– Почему?
– Не нашли, не поймали, не сумели доказать их вину, не хватило квалификации разобраться... И я не знаю, кого больше – привлеченных или ускользнувших. Где же основополагающий принцип законности – неотвратимость наказания? А по-вашему так: незаконно привлекли – нарушение, а преступник гуляет на свободе, то и ничего.
– Надо подумать.
Если в профессиональной принадлежности человека я все-таки могу ошибиться, то в определении глупца – никогда. Интуитивно, по нюансам, по разговору, при помощи нехитрого теста и просто так, на глаз. Дурак, например, не любит умных; не признает относительных истин – для него все абсолютно; не терпит парадоксов, полагая их глупостями; смеется над интуицией... И главное, дурак не любит задумываться, ибо все давно знает.
– Сергей Георгиевич, но ведь следователи допускают произвол, – так и не ответил он на мой вопрос.
– Наверное, допускают, но я таких не знаю.
– Не знаете следователей, допускающих незаконные аресты?
– Почему же, знаю. Но они это сделали не по произволу, как вы говорите, а по ошибке. Впрочем, одного знавал, который ради карьеры мать родную посадит.
– Ошибки в вашем деле страшны.
– А в вашем?
– Несравнимо.
– Почему же? Оклеветать в газете... А ошибки врачей? Умер под ножом хирурга... Чем просчет хирурга простительнее ошибки следователя? Но пресса о врачах
– Вы отстаиваете право на следственную ошибку?
– Ошибок быть не должно, но они будут.
Журналист смотрел на меня с некоторым недоумением. Видимо, он не привык к подобной откровенности следователей. И главное, он не мог взять в толк моих слов: когда все говорят о правовом государстве и судебном произволе, находится старший следователь прокуратуры, который вроде бы сомневается в первом и оправдывает второе. Поэтому журналист набычил голову предельно, точно намеревался поддеть меня лбом и с разговором покончить.
– Герман Александрович, вас послали ко мне, как к хорошему следователю... А ведь у меня бывали ошибки грубейшие.
– С незаконными арестами?
– В первый год работы расследовал грабеж. Восемнадцатилетний парень в темном сквере напал на девушку, дал оплеуху, вырвал сумку с деньгами и убежал. Его задержали. Сумочку успел бросить в реку. Я допросил его, потерпевшую, свидетелей, сделал очную ставку... Грабеж на грани разбоя. Что делать?
– Не знаю, – ответил журналист, что мне понравилось.
– Истекают третьи сутки задержания. Взял я санкцию на арест и отправил преступника в следственный изолятор. В тот же день получаю анонимку, которую по теперешнему дурацкому указу я бы должен выбросить, не читая. В ней сообщалось, что парень и девушка дружили, сумка ему совершенно не нужна, и все это лишь месть за ее измены, почему она и молчит. Анонимка подтвердилась.
– И что?
– Парня выпустили. А я получил выговор за незаконный арест.
– Почему же вы ошиблись?
– Мало опыта. Чтобы стать приличным следователем, нужно лет пять поработать. Теперь о втором выговоре... Во дворе, в люке, обнаружили труп женщины. Видимых повреждений нет, сильно пахнет алкоголем. Оперативники скоро нашли сантехника, у которого в квартире эта женщина пила. Он судимый, алкоголик и так далее. Признался, что они вдвоем много выпили и уснули. Рано утром он увидел, что женщина мертва. Испугался, вынес труп во двор и спустил в люк. Явная выдумка. Чего испугался, коли умерла своей смертью? Я задержал его. Получаю акт вскрытия – скончалась от острого алкогольного опьянения. Выходит, сантехник сказал правду. Поскольку статьи о выбрасывании трупов нет, сантехника я выпустил и дело прекратил. Родственники умершей подали жалобу: мол, не могла она умереть... Прокурор, чтобы притушить жалобы, производство по делу возобновил и новое следствие поручил моему коллеге. Он приходит и меня же спрашивает, что делать, поскольку дело ясное, все допрошены, акт вскрытия есть... Я посоветовал на всякий случай, для проформы, назначить повторную судебно-медицинскую экспертизу. Он сделал. Заключение: задушена, скорее всего мягким предметом типа подушки. Первый эксперт оказался малоопытен, а признаки алкогольного опьянения и удушения схожи. Сантехник, разумеется, давно сбежал. Мне выговор.
– Сергей Георгиевич, я впервые вижу следователя, который говорит не об успехах, а о просчетах.
– Я хочу, чтобы журналисты, как говорят блатные, не туфту гнали, а правду рассказывали.
– Стараемся.
– Недавно, – вспомнил я, – был громадный очерк о сотруднике ОБХСС, присвоившем изъятые японский магнитофон и зонтик. Пикантная деталь: зонтик он подарил своей девушке. Безобразие. Кстати, я вел следствие и отдал сотрудника под суд. А через неделю милиционер Локотков попросил подозрительного гражданина предъявить документы и получил удар ножом в горло. Тогда раненый достал пистолет и, соблюдая инструкцию, первый выстрел сделал вверх. А на второй не хватило сил. Осталась жена с двумя детьми. Где же очерк о нем?