Прозрачные воды южных морей
Шрифт:
– Не советую: Балалайка...
– Кажется, лицо Риты под хиджабом от упоминания этого имени дернулось, будто от пощечины.
– Балалайка знает тебя куда лучше, чем я. Но - как хочешь. В порядке приоритета - Россия, Германия, скандинавские страны... Израиль.
Рита даже, кажется, рот приоткрыла от удивления. Удивилась искренне:
– Ну, родина-матушка - понятно - она тупо большая. Германия и "скандинавы" - тоже - там все беленкие. А Израиль-то то с какого боку?!
– Как самый бредовый вариант: всем известно, что ни иврита, ни идиша Маргарита Вайс не знает, среди местных семитов ей, белокожей красивой
– Да-а-а.
– Рита звучно клацнула зубками, захлопнув рот, и покачала головой.
– Экая каша у вас, профессионалов, в голове, адони! Ладно, Йоган, тода раба– буду думать... Надо ж... на Землю Обетованную... да-а-а... Особенно, после обучения у уважаемого Мухаммеда в лагере смертников "Аль Вешахи"... Охренеть! Умеешь ты настроение поднимать, однако!
(идиш: адони– господин, тода раба– благодарю)
Здесь, в международном аэропорту Кветта, нужда в слишком скрупулезной конспирации отпала, но девушки по-прежнему были в хиджабах. Йонг - понятно, а вот Ритка, у которой в ходе подготовки к этой операции чуть ли не истерика была из-за необходимости одеваться "как Гульчатай-открой-личико какая-нибудь" - теперь носила хиджаб абсолютно спокойно. И не свой любимый цветастый, а невзрачный коричневый балахон безо всяких украшений... Ну, я ж говорю - поменялась сильно.
А насчет Израиля... неужели думает, что я пошутил?
***
– Рок! Рок! Подъем-на!
– Реви бесцеременно сорвала со спящих тоненькую простынку и несильно, но чувствиельно ткнула носком в чью-то розовую ягодицу.
Разумеется, предварительно она осторожно отпинала пистолеты обоих в угол комнаты, чтобы исключить всяческие неприятные эксцессы.
– Ты чё творишь, грешница...
– Невнятно возмутилась голая Эда, пытаясь укрыться единственным, что находилось в пределах досягаемости кроме подушек - таким же голым Роком.
– Не гневи Бога, гнусная еретичка...
Рок по старой привычке спал на полу. Сегодняшней ночью это оказалось как нельзя кстати - было достаточным бросить рядом еще один матрац и - пожалуйста!
– двуспальное уютное гнездышко готово! Просторное, нескрипучее, удобное... особенно, для реализации некоторых нездоровых фантазий монашек с очень богатой и нездоровой фантазией.
– Это тебе своего начальства бояться надо, блудница бесстыжая!
– Во все лицо улыбалась Реви.
– Рок! Встал! Искупался! Почистил зубы! Сделал разминку! Пистолет в зу... в руки - и на тренировку! Через три часа отчаливаем! А нам еще порубать надо!
– Так ведь техобслуживание у нас сегодня.
– Удивился еще не совсем проснувшийся Рок, руки которого (к его собственному удивлению) совершенно естественно обнаружились на груди и между ног Эды.
– Ро-о-ок...
– Простонала та, изгибаясь.
– Ты такой... такой... м-м-м... смелый... м-м-м... с утра... чуть-чуть выше... о-о-о...
– У нас работенка нарисовалась.
– Скалилась Македонская, наблюдая за происходящим.
– Срочная.
– О-о-о... да-а-а...
– Не слушая ее, металась Эда.
– Не останавливайся, касатик! Не останавливайся, и царствие божие откроется...!
– Реви, слушай... может, зубы и душ - как-нибудь в другой раз? Заметь, про разминку и тренировку я даже не заикаюсь!
Реви несколько секунд рассматривала перекошенное лицо невнятно мычащей Эды, пустившей даже слюнку изо рта, и кивнула:
– Идет! Меняем план! Быстренько заканчивай с этой Барби, и чтоб через двадцать минут был на нашем стрельбище! И мои пистолеты чистишь неделю!
Рок наконец смог продрать глаза и осмотрел Македонскую - свежая, умытая, веселая. Возмутительно энергичная:
– Вайс звонил?
– Легко угадал он. Реви довольно кивнула.
– Ясно. Вот чего ты такая... Скоро буду.
– И резинку надеть не забудь! А то надолго выведешь Церковь Насилия из строя, ха-ха-ха! Матушка Иоланда, мать ее, спасибо тебе за это не скажет, ха-ха-ха! И тогда исповедываться ей будешь, муа-ха-ха!
Македонская уже выбегала из подъезда на улицу, когда с верхних этажей донеслись громкие женские стоны, однозначно свидетельствующие о несколько своеобразных взглядах одной религиозной конфессии на вопросы проведения таких таинств, как исповедь и последующее причастие.
– А потому что не надо связываться с "Лагуной"!
– Громко сообщила Реви тучному незагорелому европейцу-блондину в огромных белых шортах, цветастой гавайке и широкополой белой шляпе, с которым столкнулась на улице под окнами доходного дома.
Тот ошарашено тряхнул толстыми щеками и нервно поправил огромные солнцезащитные очки, косясь на окна дома. И неуверенно покосился на двух своих...
"Ну, да - телохранители.
– Мгновенно определила Реви, "взвесив" и "обмерив" "бодигардов" со всей возможной точностью.
– Такому тюфяку в Роанапра без телохранителей - никак. А вообще... слабоваты ребята, слабоваты..."
***
Сестра Эда, вальяжно развалилась в кресле в холле. Вещи кучкой лежали в комнате Рока, двадцать минут назад пулей вылетевшего из дома и крикнувшего консьержу, что "дама задержится, но уйдет в течение часа". Консьерж, хмурый старик со "Смит-и-Вессон" на бедре, буркнул:
– Бордель, мать-перемать, тут устроили... на "Сладкую Мадхур" денег не хватает, а?!
– Но при этом умудрился кивнуть, приняв к сведению.
Она полулежала в огромном кожаном кресле в холле. С наслаждением пускала дым в потолок. И, судя по всему, потешалась над реакцией охранников, сопровождавших мистера Блэка - их глаза, как намагниченные, "облизывали" гладкую светлую кожу бедра блондинки, прикрытой не очень-то большим количеством одежды: розовыми маленькими трусиками с мордочками каких-то зверушек, белой мужской рубахой с коротким рукавом, розовыми носочками... и сверхкомпактным "Глок-27" в набедренной кобуре. Розово-белым.