Пружина для мышеловки
Шрифт:
– Боря, мне нужны деньги. Много, – начал я с места в карьер.
– Для чего?
Я объяснил. Арендная плата за год – это только полдела, помещение нужно подремонтировать, оборудовать всем необходимым, купить телевизор с большим экраном, например, «Пионер». Список расходов был мною продуман и устрашающе длинен, и с Борькой я разговаривал вполне предметно.
– У тебя есть что-нибудь? – спросил он, когда я закончил излагать свой грандиозный план.
– Есть. Две задумки, только руки не доходят сделать.
– Ну так сделай. Только сделай как следует, без халтуры. Принеси мне хорошую партитуру, найди текст, чтобы я не платил автору слов, и я дам тебе столько, сколько нужно, в счет роялтиз. Годится?
–
Собственно, это и было то, чего я хотел. Обычно я приносил Борису два-три листка из нотной тетради, где от руки набрасывал ноты мелодии, а все остальное доделывали за мной, ленивым, другие музыканты. Потому и денег за свое халтурное творчество я получал меньше, чем мог бы. Безрядин покупал у меня музыку и честно выплачивал мою долю отчислений за последующее использование. Но сейчас он готов был заплатить эти отчисления авансом, чтобы я не ждал долгие месяцы, пока накапает нужная мне сумма. И не долю, как обычно, а все роялтиз целиком, если я сделаю всю работу сам и за мной не нужно будет доделывать.
Домой я вернулся окрыленным и немедленно принялся за дело. Через три недели я подписал с фирмой договор субаренды помещения и вплотную занялся решением оргвопросов. Перво-наперво нужно найти среди жителей моего участка тех, кто мог бы составить инициативную группу и направить свою активность на организацию ремонта, закупку всего необходимого и составление плана работы клуба. Тут у меня с фантазией оказалось бедновато, кроме закупки видеокассет и дисков с фильмами, которые могли бы привлечь пожилых людей, я ничего умного не придумал и пошел к Светке Безрядиной советоваться.
– Можно приглашать артистов, которые были популярны когда-то, – предложила она.
– Так это денег стоит, – вздохнул я. – У них знаешь, какие гонорары?
– А ты посмотри, кто у тебя на участке живет. Может, среди них найдутся интересные люди, с которыми твои старики захотят встретиться. Уж со своих-то они денег брать не будут, это же общее дело.
– У меня на участке ни одного известного артиста нет, – уныло ответил я.
– Ну не обязательно же артист. Может, у тебя найдется старый сыщик или следователь, который расскажет им про интересные дела.
Все-таки Светка умнее меня раз в сто. И почему до такой простой мысли додумался не я, работник милиции, а она, несостоявшаяся балерина, жена музыкального продюсера, мать двоих детей, домохозяйка?
На следующий день, придя на работу в свой околоток, я вытащил паспорта жилых домов и начал внимательно и вдумчиво изучать сведения о проживающих. Светка направила мои мысли в перспективную сторону, и я наметил для себе нескольких человек, встречи с которыми могли бы быть интересными для моих стариков. Помимо старого следователя, работавшего еще в шестидесятых годах, я наметил переводчицу с китайского, которая наверняка неоднократно выезжала в эту далекую страны и могла бы порассказать не только о Китае, но и о поведении советских делегаций (о, там всегда была масса любопытного и смешного!), а также парочку ученых-историков. Среди прочих в мой список попала Майя Витальевна Истомина, о которой было известно, что она – писатель. Имя мне ничего не говорило, книг ее я не читал и даже не слышал, поэтому снова обратился за консультацией к Светке, которая читала много и все подряд.
– Майя Истомина? – переспросила она. – Да, была такая, но она уже давно ничего не пишет, по-моему. Или пишет, но что-то малоизвестное, для узкого круга. В общем, я помню, когда я была девицей, я ее читала с большим удовольствием, и она была даже довольно популярна. Но это было давно.
– Ты имеешь в виду свое девичество? – нагло поинтересовался я.
– Хам, – ласково отпарировала Светка. – Не смей напоминать мне о моем возрасте. Если хочешь, я поищу у себя дома какую-нибудь книжку Истоминой, наверняка
– Поищи, пожалуйста, а то неудобно идти к человеку и даже не иметь представления о том, что и как он написал.
Светка обещание выполнила и притащила мне спустя пару дней затрепанный донельзя номер журнала «Эпоха» за восемьдесят первый год, в котором я обнаружил повесть Майи Истоминой «Самосуд». Прочел я ее быстро, и надо признаться, впечатление она на меня произвела сильное. Я не знаток литературы, в том смысле, что не разбираюсь в тонкостях стиля и построении композиции, я – банальный потребитель литературных текстов и оцениваю их с единственной точки зрения: мне интересно это читать или нет.
Читать повесть Майи Истоминой мне было интересно. Герой повести пережил трагедию: похоронил девятилетнюю дочь, насмерть сбитую автомашиной. Суд признал водителя полностью невиновным, поскольку ехал он так, как положено, и даже чуть медленнее, чем дозволялось на данном участке, виновата была сама девочка, которая ринулась через дорогу в месте, где не было перехода, наперерез транспортному потоку. Но убитый горем отец с решением суда не согласился и поставил перед собой цель жизни: сжить негодяя-водителя со свету. Несколько лет он потратил на то, чтобы сделать жизнь несчастного водилы невыносимой. По большому счету он пытался довести его до самоубийства, демонстрируя чудеса жестокой изобретательности. И гоняясь за призраком мести, полностью разрушил собственную жизнь. Вот такая поучительная история.
Перед тем, как идти к писательнице знакомиться, я попытался вспомнить все, что знаю о ее семье. Не вспоминалось ничего. В моих бумажках было написано, что Майя Витальевна Истомина, уроженка г.Москвы, 1950 года рождения, проживает в четырехкомнатной квартире с мужем, Евгением Николаевичем Чаиновым, тоже москвичом и ее ровесником, что дети у нее взрослые и живут отдельно и что домашних животных в квартире не имеется. За время моей работы на участке, а тому уже больше десяти лет, сталкиваться мне с семейством писательницы не приходилось, а это означает, что жертвами преступлений они не были и домашними скандалами не баловались. Наше знакомство ограничилось моим первым визитом к ним и заполнением паспорта на квартиру, так что не только я ее не помню, но и она меня. Я позвонил Истоминой, заранее приготовившись услышать удивленно-недовольный тон и слова о том, как она занята и в ближайшее время выделить полчаса для беседы со мной не может, однако я обманулся в своих ожиданиях. Тон у Майи Витальевны и впрямь был удивленным, но никакого недовольства я в нем не услышал:
– Да пожалуйста, приходите в любое время, я сегодня целый день дома.
Вот это удача! Я быстренько почистил ботинки, одернул форменную куртку, схватил папку и помчался к писательнице. Даже машину брать не стал, добежал ножками за пять минут.
Открывшая мне дверь Майя Истомина выглядела примерно такой, какой я всегда представлял себе писательниц среднего возраста. Молодые авторессы в моем воображении должны быть некрасивы, плохо подстрижены, худосочны, бледны и слегка заторможены (и откуда только это взялось в моей голове?), писательницы маститые должны быть похожи на бабушку Барто (когда я был маленьким, никаких других портретов женщин-писателей я просто и не видал) или на Крупскую, а литературные дамы между сорока и шестьюдесятью представлялись мне именно такими, как встретившая меня женщина. Невысокая, крепкая, чуть полноватая, темные волосы с уже заметной сединой распущены по плечам. Очки в модной оправе, причем две пары сразу: одни на лице, вторые – на цепочке – висят на груди. Я такое уже видел у людей, которые давно страдают близорукостью, а с годами получившие впридачу еще и возрастную дальнозоркость. Брюки, свободный неброского оттенка джемпер, в вырезе которого видна золотая цепочка с замысловатым кулоном.