Пружина для мышеловки
Шрифт:
Вот дал же бог девке мужа! Хуже матери-наседки. Впрочем, в роли бога в данном случае выступил сам Ситников. Что ж, за все надо платить. У Гриши есть недостатки, а у кого их нет? Но зато в этом браке масса достоинств, и за Олесю Вячеслав Антонович спокоен. Она в хороших руках. Во всяком случае, в таких, какие устраивают лично его, Ситникова.
– С папой она, – хмыкнул он, возвращая ей телефон. – Нашла себе прикрытие. Думаешь, если папа стоит рядом, то порок в глазах твоего мужа перестает быть пороком?
Олеся повернулась и посмотрела ему прямо в глаза.
– Если папа стоит
«Вот уж это-то совсем не очевидно», – с сарказмом подумал Ситников.
Он так до конца и не понял, что влечет ее сюда, в казино, почему она с таким упорством приходит играть на рулетке дважды в неделю, делает одни и те же ставки и покидает заведение не тогда, когда заканчиваются фишки и деньги, а в одной ей известный момент. Играла она азартно, волновалась, сжимала ладони, глаза горели, щеки то пылали, то покрывались мраморной бледностью, но примерно через два часа Олеся прекращала игру и уходила. И сколько Вячеслав Антонович ни бился, вразумительного ответа он так и не получил.
Он заказал еще кофе, отошел от стола и сел в мягкое кресло, рядом с которым стоял низенький деревянный столик с пепельницей. Сам Ситников не играл вообще, никогда и ни при каких обстоятельствах, у него не было тяги к азартным играм, они не были ему интересны, кроме того, он – государственный чиновник, руководитель департамента в министерстве экономики и должен беречь репутацию. Хорошо известно, что игры в казино – легкий и практически не проверяемый способ отмывания денег, полученных в виде взяток, а зачем Ситникову эта головная боль? Но с Олесей он ходил в казино с удовольствием, потому что каждая минута рядом с ней была праздником. Не играл, а просто стоял рядом или чуть в стороне, наблюдал за тем, как она играет, разговаривал с ней. Вот и сейчас он сидел и смотрел на ее обтянутую тонким трикотажным платьем спину, на изящную шею, на покачивающиеся длинные серьги, изысканно постриженные волосы на затылке, и ему казалось, что ничего лучше, ничего прекраснее на свете не существует. Как же милостива к нему судьба, давшая ему Олесю и позволившая любоваться этой красотой!
Снова зазвонил мобильник, на этот раз у него.
– Слава…
В первый момент он даже не узнал голос и нахмурился.
– Слушаю вас, – строго произнес он.
– Слава, это я.
– Господи, Левка! Что у тебя с голосом? Ты заболел? Или что-то случилось?
– Случилось. Слава, мне нужно с тобой поговорить. Это очень важно и срочно.
– Что, прямо сегодня?
Ситников бросил взгляд на часы: половина одиннадцатого. Н-да, дела…
– Не отказывай мне, Слава. Я пропаду.
– Ну конечно, конечно. Ты хочешь ко мне приехать?
– Я… не знаю. Не понимаю, как лучше… Я вообще ничего не понимаю.
– Все ясно. Ты дома?
– Да.
– Я сам приеду.
– Когда?
Ситников снова глянул на циферблат. Сейчас дороги уже относительно свободны, пробок не должно быть нигде. На то, чтобы отвезти Олесю домой, уйдет минут двадцать, оттуда до загородного дома Аргунова – еще минут сорок. Но согласится ли Олеся прервать игру прямо сейчас? А вдруг начнет капризничать, захочет еще остаться?
– Примерно через час – час пятнадцать. Раньше не успею.
– Я жду тебя, Слава, я тебя очень жду.
Но тратить ни слова, ни время не пришлось. Стоило ему только сказать, что пора ехать, она немедленно собрала со стола оставшиеся фишки, и ни малейшего следа неудовольствия на ее красивом лице Ситников не заметил.
– Извини, что я тебя сорвал, – виновато сказал Вячеслав Антонович, когда они сели в машину. – Но это действительно важное дело.
Олеся молча взяла его за руку, прижала пальцы к своей щеке, поцеловала.
– Никогда передо мной не извиняйся, – голос ее звучал тихо, но твердо. – Ты знаешь, что делаешь, и не мне судить, правильно это или нет.
От этих слов в горле у него встал ком, и Ситникову показалось, что он вот-вот расплачется. Он крепче сжал ее тонкие пальцы.
– Ты – самое большое сокровище в моей жизни. Так есть, так будет, и этого не отменят никакие твои мужья. Ты все равно будешь моим сокровищем, а не их. Ты поняла?
– Почему «мужья», почему во множественном числе? – она лукаво улыбнулась. – У меня только один муж. Или ты планируешь для меня кого-то еще?
– Человек предполагает, а бог располагает, – отшутился Вячеслав Антонович. – Все может случиться в этой жизни.
Олеся резко отдернула руку и повернулась к нему. Стоянка возле казино была залита светом, и даже в неосвещенном салоне машины лицо ее было видно отчетливо, до малейшей черточки.
– Ты что, серьезно? – напряженно спросила она.
– Ты о чем?
– О том, что у меня может быть еще какой-то муж кроме Гриши.
– Все может случиться, – повторил он.
Ему нравилось поддразнивать ее.
– И ты это допустишь?
– Ну а почему же нет? Любовь, Олесик, штука малоуправляемая. Влюбишься, потеряешь голову, и что нам с Гришей прикажешь делать? На замок тебя закрывать?
– Не смей так говорить. И думать так не смей. Мне не нужен никакой другой муж.
Она должна была сказать еще одну фразу, просто обязана была ее сказать. Она всегда ее говорила, и Ситников приготовился услышать эти слова. Но… В этот раз Олеся промолчала. Она их произнесла мысленно, это было видно по слегка сощурившимся глазам, по подрагивающим губам, но вслух она так ничего и не сказала.
Вячеслав Антонович внутренне усмехнулся. Олеся тоже любила его поддразнивать. Что ж, они друг друга стоят. Старый матерый волк и молодая острозубая волчица.
Несмотря на полтора десятка лет, прожитых в безжалостном мире бизнеса, Лев Александрович Аргунов во многом так и остался ученым-физиком, напрочь лишенным фанаберии нуворишей. Загородный дом он построил только потому, что дочь рано или поздно выйдет замуж (так оно и случилось), у него появятся внуки, и пусть у них у всех будет просторное красивое жилище, окруженное елями и соснами. Самому ему куда больше нравилось жить в городской квартире, в центре Москвы, и он время от времени оставался там ночевать, если освобождался поздно, а на следующий день предстоял ранний подъем и хотелось выспаться.