Пружина для мышеловки
Шрифт:
Голос Пинчука в телефонной трубке звучал хрипло и как-то натужно.
– Болею, – сообщил он Андрею.
Ну вот, с досадой подумал Мусатов, начинается. Знаем мы эти уловки. Небось, ничего не сделал, так всегда бывает, когда срок выполнения задания такой растянутый, это Андрей знал по себе. В таких случаях кажется, что впереди еще уйма времени, и нечего гнать коней, все десять раз успеется, а в результате не успевается ничего. Сейчас Пинчук начнет рассказывать, как тяжело и давно он болен, и что завтра, а то и прямо сегодня его кладут в больницу, потом переводят для восстановления в загородный санаторий, а потом он уедет лечится в Швейцарию или куда там нынче ездят в модные клиники.
– Я мог бы предложить вам приехать ко мне домой, – продолжал между тем хрипеть Виктор Альбертович, – если вас не смущает вид немолодого мужчины, обвязанного компрессами и шерстяными платками. Или можете подождать недельку, пока я окончательно приду в себя. На ваше усмотрение.
– Сегодня я свободен, а дальше неизвестно, как сложится. Если позволите, я приеду.
– Буду рад, – коротко хрипнул бывший адвокат и продиктовал адрес.
Оказалось, что живет он в пяти минутах ходьбы от дома Андрея, просто-таки на соседней улице. Вот ведь как случается! Андрей даже машину брать не стал.
Дверь ему открыла симпатичная девушка лет двадцати в узких брючках-»капри» и крохотном топике. Мусатов вспомнил, как полгода назад впервые звонил Пинчуку, и подумал, что, наверное, это ее голос слышал тогда по телефону.
– Вы Андрей Константинович? – вежливо осведомилась она. – Проходите, папа вас ждет.
Квартира показалась Мусатову огромной, во всяком случае его долго куда-то вели мимо множества дверей. «Коммуналка, что ли?» – удивленно подумал он. Девушка словно прочла его мысли, потому что обернулась на ходу и с улыбкой проговорила:
– Это бывшая коммуналка, расселенная. Мы ее отремонтировали, но перепланировку делать не стали, комнаты оставили, как было. Папа сказал, что так удобнее.
– Почему? – спросил Андрей.
На самом деле резоны Пинчука в деле перепланировки квартиры ему не были интересны, но девушка ему понравилась, и он хотел был вежливым.
– Большие пространства ограничивают свободу, – весело пояснила она, – кажется, что места много, а все у всех на виду. Когда много закрытых пространств, то свободы больше.
Она толкнула самую дальнюю дверь и сделала приглашающий жест.
– Сюда, пожалуйста. Что вам подать, чай, кофе, сок?
В США в это время раннее утро, голова все еще была немного чумная, и Андрей попросил крепкого кофе. Девушка кивнула и убежала, не входя в комнату, на пороге которой стоял Мусатов.
Бывший адвокат Пинчук и в самом деле являл собой зрелище по меньше мере уморительное. Три толстых шерстяных платка – вокруг шеи, на груди и на пояснице – делали его и без того не стройную фигуру абсолютно шарообразной. Над большим шаром-туловищем возвышался шарик поменьше, с распухшим красным носом и слезящимися глазами. Это двухшаровое сооружение размещалось на кожаном кабинетном диване, обложенное подушками, и источало запах камфары, спирта и каких-то лекарств.
– Простите, что не встаю, – Пинчук протянул Андрею руку и шмыгнул носом, – но помимо бронхита и ринита меня скрутила поясница. Я с трудом нашел позу, в которой могу находиться, и стараюсь ее не менять. Вы присаживайтесь, Андрей Константинович.
Он указал на большое кресло с высокой спинкой.
– У меня, видите ли, аллергия практически на все лекарства, которыми лечат простуду, – продолжал хрипеть Пинчук, – поэтому мои дамы лечат меня народными средствами, в первую очередь – компрессами. Так что приношу извинения и за мой вид, и за запах.
– Наверное, я напрасно пришел, – покачал головой Андрей. – Вы так больны, вам тяжело разговаривать…
– Вот уж нет, – Виктор Альбертович оглушительно чихнул и закашлялся. – Я рад, что вы пришли. Мне есть что вам рассказать. И потом, открою вам маленький секрет: у жены сегодня день рождения. Из-за моей болезни гостей звать не стали, но все-таки хочется какой-то торжественности, правда же? Вы останетесь у нас на обед, и уже получится маленький праздник. Гость в доме – это всегда хорошо, если к этому правильно отнестись. Согласны?
Андрей кивнул, хотя согласен не был. И не потому, что у него были принципиальные возражения, а потому, что просто не задумывался над этим. Он принадлежал к тому поколению, которое не имеет привычки ходить в гости или принимать гостей у себя. Если нужно что-то отметить – идут в кафе или ресторан, едут за город на шашлыки, собираются в клубах. Ходить друг к другу домой, чтобы пообщаться, в его окружении как-то не принято. Домой приводят девушек, но и только.
– Но у меня нет подарка, – неуверенно произнес он. – Я даже цветов не купил.
– Не проблема, – беззаботно махнул рукой Виктор Альбертович. – Подарок вовсе не обязателен, вы же не знакомы с моей супругой, а если непременно хотите цветы, я пошлю Юлю, она купит.
– Ну что вы, это неудобно, – запротестовал Мусатов, машинально отметив про себя, что симпатичную девушку зовут Юлей.
– Удобно, очень даже удобно. У нас цветочный магазин прямо рядом с подъездом. Заметили?
– Нет.
– Экий вы невнимательный, – Пинчук снова закашлялся, при этом в груди у него что-то булькало и хлюпало. – Простите.
Юля внесла в комнату, которая, по всей видимости, выполняла функции кабинета Виктора Альбертовича, поднос с кофе и большой фарфоровой кружкой, из которой исходил запах каких-то трав.
– Папа, твой отвар, – строго сказала она. – Андрей Константинович, проследите, пожалуйста, чтобы папа все выпил, пока не остыло. Это нужно пить обязательно горячим, иначе толку не будет.
– Хорошо, я прослежу, – улыбнулся Андрей, которому вдруг стало удивительно уютно и спокойно.
– Юля, сделай нашему гостю одолжение, купи букет для мамы. Андрей Константинович остается с нами обедать.