Пружина для мышеловки
Шрифт:
– Правильно, Майя Витальевна. Завтра в восемь я буду у вас.
Удивительное дело с этими женщинами, особенно писательницами! Ну как это можно – дать свой адрес совершенно незнакомому человеку, которого ты даже не видишь, только по телефону с ним разговариваешь, и разрешить прийти! В голове не укладывается. Как работник милиции я прекрасно знаю, что великое множество людей именно так и поступают, а потом страшно удивляются, что их обокрали или иным каким способом обнесли, делают большие глаза, рвут на себе волосы и обижаются на нас же, милиционеров, что мы преступников распустили, что они в полной безопасности ходят по городу и безнаказанно нарушают покой граждан. Хорошо еще, что мы с Истоминой успели познакомиться и у нее хватило ума позвонить мне и попросить поприсутствовать при
На другой день я радостно обнаружил, что у меня лежит запрос из разрешительной службы о проверке условий для хранения огнестрельного оружия у гражданина, проживающего аккурат в одном доме с Истоминой. Гражданин этот продлевал разрешение на охотничье ружье, и в мои обязанности как участкового входит проверить, есть ли у него специальный шкаф, запирающийся на замок. С гражданином охотником мы договорились о том, что я зайду к нему в половине восьмого. Без четверти восемь я, вполне удовлетворенный результатами проверки и наличием железного запирающегося шкафа для оружия, покинул увешанное охотничьими трофеями жилище и направился к Истоминой.
– Спасибо, что пришли, – приветливо улыбнулась Майя Витальевна. – Вы извините, что я вас побеспокоила. Знаете, нам придется немножко подождать, этот человек только что звонил и сказал, что опаздывает, стоит в пробке на Бульварном кольце. Это ничего?
– Ничего, – великодушно ответил я, – надеюсь, ждать придется не до глубокой ночи.
– Пойдемте, я вас накормлю ужином, – предложила она.
От ужина я отказался, а выпить чаю с тортом согласился с превеликим удовольствием. Истомина усадила меня в той же гостиной, в которой мы беседовали с ней в прошлый раз, поставила на стол торт, конфеты и всякие другие вкусности и отправилась на кухню заваривать чай. Интересно, а где ее муж? В моем кондуите указано, что он наличествует, а я здесь уже во второй раз и никакого мужа не наблюдаю. Может, разошлись? Если бы, не приведи господи, он умер, у меня были бы сведения из паспортного стола. Стало быть, жив.
Я оглядывал комнату и вспоминал затертое выражение «остатки былой роскоши». Видно, что в этом доме когда-то был достаток, но эти времена давно прошли. Мебель, бывшая дорогой и модной в восьмидесятые годы, во времена моего детства, устарела не только морально, но и физически, хотя мой хозяйственный глаз углядел старательные попытки сохранить ее товарный вид. Все в этой комнате было идеально чистым, сверкающим и отполированным, любовно ухоженным, но – увы – старым. Это вполне соответствовало тому, что сказала мне Светка Безрядина: Истомина была одно время очень известной, популярной, но давно уже ничего не пишет. Иными словами, когда-то деньги в семье водились, и весьма приличные, но теперь Майя Витальевна живет более чем скромно. Конечно, для нее те пять тысяч евро, которые принес ей в конвертике Клюев, – это не кот начхал, поэтому она и контракт внимательно не прочла, и данные издательства не записала. Какая разница при таких-то деньжищах?
Скрипнула дверь, медленно открылась, в комнате появилась сначала голова, а затем и туловище дряхлого старика, опирающегося на палку. Это еще кто? Не муж – это точно, я помню, что он ровесник Майи Витальевны, а этому деду лет девяносто, если не больше. Дед молча проковылял к столу и начал пристально вглядываться в вазочки и тарелки. Протянул трясущуюся руку, жадно схватил горсть шоколадных конфет и сунул в отвисающий карман просторной домашней вязаной кофты. Потом наконец соизволил остановить свой взор на мне.
– Украду конфетку, пока Майка не видит, – сообщил он мне с видом заговорщика. – А то она ругаться будет. Она их для себя покупает, мне не дает, а я ворую.
Он захихикал, продолжая буравить меня глазками из-за толстых стекол очков.
– Наверное, вам нельзя сладкого, – предположил я. – У вас диабет?
– У меня? Хи-хи-хи… С чего это у меня будет диабет? Нет у меня никакого диабета.
– Может, какая-то другая болезнь, при которой сладкого нельзя?
– Еще чего. Нет у меня никаких болезней. Я еще их всех переживу! Просто Майка жадная, она все вкусненькое покупает только для себя и своего Женьки, а мне ничего не дает, голодом морит. Надеется, что я сдохну. Но я не таков!
Он попытался гордо выпрямиться, для чего оперся на палку двумя руками, не сводя при этом алчно блестящих глаз от блюда с нарезанными кусками домашнего торта. Так, появился «свой Женька», стало быть, муж, Евгений Николаевич Чаинов, как гласят записи в моем кондуите. А вы-то кто, уважаемый? Не иначе, отец Майи Витальевны. Во всяком случае, по возрасту подходит.
– А ты кто таков? – спросил меня дед. – Ученик Майкин? Рукопись принес?
– Нет, я из милиции, участковый.
– О! Вот это дело! Это очень хорошо, очень! Майка – воровка, ее давно пора к ногтю…
– Дядя Жора!
Истомина буквально ворвалась в комнату, держа в одной руке большой чайник с кипятком, в другой – красивый заварочный чайник. Лицо ее было одновременно негодующим и почему-то испуганным.
Дед, названный дядей Жорой, пригнулся, втянул голову в плечи и затравленно посмотрел на нее.
– Только не бей меня, Маечка, девочка моя дорогая, – залепетал он, шаркая мимо нее к двери, – я ничего такого не сделал, я только вышел вот поздороваться с молодым человеком, все-таки гость в доме, надо быть вежливым… Я пошел к себе, я пошел… Уже ушел.
Истомина грохнула чайниками об стол и закрыла лицо руками. Я деликатно молчал. Пауза затягивалась и становилась тягостной. Наконец хозяйка дома подняла голову и с вызовом посмотрела мне в глаза.
– Я знаю, что он вам сказал, и примерно представляю, что вы подумали. Пойдемте.
– Куда?
– Пойдемте, – настойчиво повторила Майя Витальевна. – Лучше увидеть самому, чем слушать мои объяснения и не верить им.
Она направилась в коридор, и я послушно последовал за ней. Мы вошли в другую комнату, где в глубоком мягком кресле восседал дядя Жора с телевизионным пультом в руке. Напротив него стоял дорогой телевизор с большим экраном, и старик деловито переключал программы в поисках того, что ему интересно.
Я обвел глазами комнату и обомлел. Помимо кресла и телевизора здесь стояла широкая кровать, аккуратно застеленная и накрытая золотистым шелковым покрывалом, шкаф для одежды, небольшой диванчик с подушками и шерстяным пледом и два стола. Один – маленький, изящный – стоял в изголовье кровати, на нем телефон, лампа-ночник, стеклянный кувшин с водой, стакан и куча склянок и упаковок с лекарствами, одним словом, это был типичный прикроватный столик не очень здорового человека. А вот большой стол, расположенный рядом с креслом, поразил мое воображение напрочь: он весь был уставлен большими и маленькими вазочками с конфетами, халвой, зефиром, пастилой, печеньем разных сортов. На отдельной тарелке лежали несколько изрядных кусков того самого торта, на который с таким вожделением глядел старик, находясь в гостиной. Надо признать, на том столе, за которым меня собирались поить чаем, разнообразие десертов было не столь изобильным, как здесь, у дяди Жоры. И комната эта была не тесной, и шторы на окнах – дорогими, а уж про мебель я вообще молчу. Даже мне, человеку, далекому от дизайнерских изысков, и то было понятно, что эту комнату обставляли не так давно и не жалея денег.