Прячем лица в дыме
Шрифт:
Она не успела ответить, как Найдер, сделав глубокий вдох, решил высказаться — обо всём сразу:
— Да, я убил Орманда, и ты сама это знаешь. Жалею ли я? Что убил твоего мужа — да. Что убил подонка, который оскорблял меня и моего отца — нет. Хочу ли я извиниться? Честно, я готов на это, но если ты тоже извинишься. В семье же надо быть честными друг с другом, да? — на лице появилась горькая ухмылка. — Моя правда в том, что я не могу смотреть на тебя ровным взглядом, я всё время думаю о том, что ты нас бросила. Но ты ничего не скажешь, я ведь знаю. Я тоже не скажу. Мы оба сделали
Откинувшись на спинку стула, мать крепко сцепила руки перед собой и приняла то же презрительное выражение, как её служанка, отрывающая дверь.
— Ты убил того, кого я любила, а теперь приходишь просить его деньги? Найдер, как ты таким стал?
Сначала захотелось рассмеяться, затем Оша просто покачал головой. Из всего сказанного она запомнила только про деньги. «Просто кионка», — попытался он напомнить себе. Не получилось.
— Любила, правда? Каким я стал, мама? — вскричал он. — Грязным оша — ты про это? Да, я — из народа оша, и это лучшая моя половина. Ты, бросившая меня, не посмеешь ничего сказать. Я пришёл к тебе не как сын, а как деловой партнёр. Мне нужны деньги, да, и я готов выплатить проценты, если ты дашь мне ссуду.
— Уходи, Найдер, и смей ни о чём ни просить, ни договариваться, — голос звучал твёрдо, даже жёстко, не по-женски. — Я всегда помогала тебе, как могла, но больше у меня нет причин делать это.
Оша закрыл глаза и посидел так с минуту. Он чувствовал на себе жгущий взгляд матери. Желание отделаться от него, как от надоевшей собачонки, он ощущал лучше, чем температуру в комнате или плотность воздуха. Как поверить в себя, если даже собственная мать приравняла к грязи? Не из-за убийства — раньше, обвинив в искалеченности, в недостойности миру. Она не помогала никогда по-настоящему, только бросала подачки, как со стола смахивают крошки приставучей псине. Но ничего. Пусть так. Он всё равно решил верить в себя, что бы ни говорил мать, весь этот чертов мир.
Найдер придвинул стул к столу и опёрся локтями о деревянный край. Лицо матери было всего в полуметре — он уже не помнил, когда видел её настолько близко. Он и не мог вспомнить, какой она выглядела в молодости, когда он был маленьким. Уже казалось, что и время она подчинила себе.
— Не ври, что помогала мне. Хватит, я пришёл сюда не как сын, не как оша или убийца Орманда — как деловой партнёр. Мне нужны деньги. Шестьдесят тысяч линиров. Я готов предложить сто процентов годовых.
Мать отодвинулась — подальше от него? Или обдумывая предложение? Лицо стало серьёзным, зелено-карие глаза смотрели вправо и вниз — да, явно обдумывала.
— Найдер, а ты интересовался, сколько стоит «Вольный ветер»?
От этого вопроса сделалось не по себе. Мать говорила, точно как Льянал — злобно и насмешливо.
— Нет, — угрюмо ответил Найдер.
Женщина принялась рассуждать:
— Сами стены будут немногого стоить, но земля имеет удачное расположение по отношению к Арионту. А ты знаешь, как кионский суд «защищает» права оша. «Вольный ветер» может перейти ко мне, так что эти копеечные проценты?
Столько усилий, чтобы не раскричаться, уже давно не приходилось прилагать. Руки чесались, хотелось вскочить да разнести всё вокруг. Голос прозвучал слишком высоко:
— Ты не посмеешь.
— Ну да. Суд работает долго. Да и брак мой не был заключён официально. Но это не единственный способ. Тебе не на кого опереться, ты не сможешь противостоять моим людям. Поэтому не играй, Найдер, и убирайся к себе.
Оша так крепко сжал трость, что костяшки пальцев побелели. Движение перешло в судорогу, но он не мог разжать ладонь — казалось, если не это прикосновение, то он сейчас же ударит.
— Двести процентов. Ты знаешь, что в банде Орманда неспокойно, многие метят на его место, а другие короли постараются забрать то, что он контролировал в Цае. Тебе понадобятся деньги, не отказывайся приумножить их. Я всё верну с процентами, скоро.
— Убирайся, Найдер, я не буду спонсировать твои грязные дела и не дам тебе денег, ни под тысячу, ни под миллион процентов
Что же. Тогда пора начинать действовать иначе. Ради настоящей семьи. Эта чужая женщина не права, у него есть опора.
Найдер резким движением достал из-под куртки револьвер и направил на кионку.
— Сейф находится за левой картиной. На нём механический замок. Ты знаешь комбинацию, поэтому сейчас же достанешь шестьдесят тысяч линиров. Не переживай, больше я не возьму, а эту сумму верну.
Лицо матери побелело, на нём проступила неприкрытая злоба. Казалось, она вот-вот бросится, но женщина не двигалась.
— Откуда ты знаешь? — голос больше напоминал змеиное шипение.
— Я к вам наведался однажды. Орманд забрал мои деньги, поэтому я пошёл возвращать их. Ну и кое-что взял сверху. А хочешь немного цифр? Есть у меня друг, он поделился. У такого замка один миллион семьдесят три тысячи и сколько-то там вариантов. А чтобы подобрать верную комбинацию, может понадобиться две тысячи сорок два года с чем-то. Но тебе хватит минуты, ведь ты знаешь код. Открывай сейф.
— Как ты таким стал? — кионка скрестила руки.
— Без матери рос — а ведь именно они обычно рассказывают, что хорошо, а что плохо. Вот так и вышло. Сейф, — поторопил он.
— Ты же мой сын, ты не можешь так! — воскликнула она.
«Мой сын», — хотелось повторить. Да, правда? Нет, это не слова — пустые скорлупки.
— Могу, как видишь. Не испытывай моё терпение. Ты сама сказала, какой я. Поэтому вставай и открывай замок. Можешь покричать, авось твой дружок придёт. Проверим, кто стреляет точнее, хочешь?
Слова шли так легко — он хорошо знал игру. Но черт возьми, почему их приходилось говорить сейчас, матери? Не так ведь надо. Даже в самом проклятом городе на свете у родителей и детей должны быть другие отношения. Не были.
Медленно поднявшись, мать подошла к левому пейзажу, выгоревшему от солнца. Сняв картину, она встала спиной так, чтобы Найдер не видел углубления в стене. Послышалось несколько глухих щелчков, затем скрип петель и шелест отсчитываемых купюр.
— Может, дать больше? — злобно спросила мать.