Прячем лица в дыме
Шрифт:
С шумом захлопнулась книга. Рена выпрямилась и увидела, как фигура в сером пиджаке направилась к выходу из вагона. Чемодан остался на сетке. Нет, Лаэрт не мог быть таким беспечным, просто не мог! Но, как только Раз окажется рядом, всё равно стоит сказать другу, чтобы тот проверил вещи.
Девушка выждала минуту и пошла следом.
— Вы опять скрипите! — крикнула старуха вслед.
Переход встретил лязгом колодок и холодом. Рена с силой толкнула дверь и оказалась в вагоне-ресторане. Поезд отошёл недавно, но люди уже с удовольствием
Свободными оставались всего два места — напротив Лаэрта и напротив мужчины в чёрном. Если сесть к незнакомцу, то она окажется спиной к Адвану и не сможет следить за ним. Но и садиться к брату Раза было опасно.
«Хорошо», — Рена решительным шагом подошла к мужчине в чёрном и улыбнулась ему:
— Извините, дан, могу ли я присесть? Свободных мест почти не осталось, но я погибну, если не выпью кофе.
— Пожалуйста, дана, — равнодушно ответил тот, даже не повернув на неё голову.
Рена села за стол, накрытый белой скатертью, и отодвинула бордовые шторы, чтобы лучше видеть снежный лес. На другой стороне вагона стояло фортепиано, но место за ним пустовало. По бокам в стену были вделаны тонкие линии зеркал с витражом в виде цветочной лианы.
Откинувшись назад, Рена поймала свой взгляд. Она уже и забыла, как выглядела не в чёрном и не с пучком на голове! Та девушка в тёмно-зелёном платье с золотой вышивкой на груди, с волосами, свободно ниспадающими на плечи, было не ею — кем-то из той жизни, которую обещали при рождении, но так и не дали. Что это была бы за жизнь?
Да, она точно уедет после дела, чтобы попробовать и её, и множество других — что сама выберет.
Заказав кофе, Рена обернулась через плечо — Лаэрт, не обращая внимания ни на что вокруг, с увлечением читал, — затем уставилась в окно. Принесли кофе в белой фарфоровой чашке. С удовольствием вдохнув горьковатый аромат, девушка сделала первый глоток и принялась разглядывать незнакомца.
Мужчине было немногим за сорок, и весь его вид говорил, что он не привык уступать. В тёмных кудрях блестели первые серебряные нити. Чёрные рубашка, жилет, пиджак не делали образ мрачным, скорее серьёзным и благородным, и это же чувствовалось в его чертах.
Заметив разглядывания, незнакомец повернул голову, на лице появилась ухмылка. Рена уставилась на рисунок на левой щеке, вернее на клеймо: несколько линий, которые переплетались подобно змеям. Она уже видела его прежде.
— Дана, вы хотите что-то спросить? — насмешливо поинтересовался мужчина.
Он говорил быстрее, чем кионцы или нортийцы, и как будто проглатывал окончания. Она его понимала, но такое произношение было характерно не для Арлии, а для Кирийских островов.
— Я вас знаю.
— Надо же, — усмешка стала шире.
На лице не появилось ни капли удивления, но одну руку мужчина быстро опустил под стол. Подобный жест Рена видела у жителей Цая: так делали, когда не доверяли чужаку, но ещё не решили, нужно ли ударить первым. Он прятал оружие? Рена выпустила чашку и расслабила руки, тоже готовая действовать.
— Вы были в Норте на двадцатилетие ленгернийской революции?
— Да, меня приглашали, — сухо откликнулся мужчина.
— Извините, я не помню вашего имени, но вы приходили на День зимы в дом моего отца, дана Рейтмира.
Попутчик задумчиво потёр клеймо.
— Дом с большими окнами, верно? Я помню вашу семью. У вас, кажется, ещё сестра есть?
— Да, — Рена расплылась в улыбке. — Во дворе сделали снежную горку, и я всё каталась с неё, пока не влетела головой в снег, и не могла выбраться, и уже думала, что задохнусь там, но вы спасли меня.
На лице мужчины появилась смущённая улыбка, сделавшая его черты мягче. Он положил вторую руку на стол.
— Как вас зовут? — спросил попутчик.
Рене захотелось, чтобы он называл её на «ты» — она словно видела перед собой отца и вспоминало детство, когда он ещё не был так скуп и не обменял время с семьёй на бесконечные подсчёты и ворчание.
Из встречи десятилетней давности Рена помнила немногое. Она точно знала, что мужчина с клеймом приехал с Кирийских островов, что он стал героем революции, а затем возглавил Народное Собрание. Между бывшим Ленгерном и Кирией не было мира, но их правители начали выстраивать новые отношения, и политики наносили друг другу ежегодные визиты, обычно на годовщину революции одного из государств.
И всё в этой истории так напоминало об отце! Тот тоже стал героем революции, его выбрали в Конвент, и он так часто ездил по городам: то начиная освободительную войну против последних наследников короля, то с дипломатическими миссиями.
Здесь, в этом вагоне, будто встретились две невозможные истории: благородная девушка и её сильный добрый отец, который всегда рядом. Но от благородства той девушки давно уже ничего не осталось, а может и не было никогда, да и сидел перед ней не отец — чужой мужчина, хоть и похожий на того.
— Рейн Л-Арджан. А вас?
— Рена Рейтмир.
— Десять лет, значит? Да, многое изменилось с тех пор.
— Что? — с готовностью спросила Рена, как спросила бы отца или мать после долгой разлуки.
На лице попутчика опять появилась усмешка:
— А что вы хотите знать, Рена? Про Кирию? Про меня? Я приятно удивлён, встретив вас здесь, взрослой, но будем честны, это не делает нас обязанными разговаривать всю дорогу.
Нортийка крепко сжала ручку чашки. Голос прозвучал холодно:
— Да, вы правы, дан Л-Арджан, но позавчера я узнала, что мой отец, мать, сестра умерли, и мне захотелось поговорить с тем, кто знал их, пусть и всего лишь по одной короткой встрече. Однако не думайте, что этим я пытаюсь разжалобить. Я просто хочу быть честной с вами.