Прячем лица в дыме

Николаева Лина

Рена сделала несколько шагов по залу. Снег за окном падал крупными хлопьями. В щели задувал ветер, но она не думала о холоде, вновь видя сидя той девочкой, которая с нетерпением ждала Дня зимы — единственного в году, когда этот зал наполнялся шумом.

Она ведь правда ждала и каждый раз с радостью надевала платье и делала прическу, и танцевала, и играла, и шутила. Может, когда-то она смогла бы оправдать надежды матери? Может, и в ней было что-то достойное и благородное, требовалось лишь подождать, ещё хоть год или два?

Рена подошла

к окну и коснулась стекла, покрытого морозными узорами. Может и было. Да не дала бы счастья та жизнь, которую предлагали родители. Для Киты она подходила, для неё — нет. Наверное, когда в детстве Рене казалось, что она не девочка, а вольный и быстрый жеребенок, это было правдивей. Жаль только, что от свободы она отказалась — всё вешала на себя воспоминания из прошлого, которые тянули вниз тяжким грузом.

Повернувшись, девушка прижалась спиной к окну и оглядела сумрачный зал. Стена напротив была сплошь из стекла. Когда зажигали свечи и гирлянды, огоньки отражались в зеркале миллионы раз, и помещение казалось бесконечным.

Оркестр всегда стоял сбоку, чуть дальше — столики с едой и напитками. По другую сторону — скамьи и стулья для отдыхающих. Сегодня всё могло быть таким же, как тогда, в детстве. Зал бы наполнился голосами и смехом, и снова бы пришли статные мужчины во фраках или военной форме, храбрые юноши в мундирах кадетского корпуса. Красивые девушки в пышных платьях застучали бы каблучками, изысканные женщины начали беседы, собравшись в кружок.

Рена прошла вглубь зала, обхватив себя руками. В боку закололо, но это было совсем, совсем не важно. Она слышала красивые вальсы, а воздух, казалось, наполнился тенями тех людей, которые когда-то ходили по залу, танцевали, смеялись.

Рена, покачиваясь, сделал шаг влево, вправо и тихонько промурлыкала мелодию, звучащую в голове.

Раз в год, на День зимы, её отпускали из Светлого ордена домой. После последнего бала мать сказала: «До встречи в декабре» — и эти слова звучали до боли и безумия тепло, по-родному, как никогда прежде. Но потом, после побега из больницы, появилась ещё более чужая женщина, которая уже не хотела встречи с дочерью-позором, с дочерью-убийцей — ни в декабре, ни когда-либо ещё.

Вспоминая старые ритмы, старые разговоры, старые обещания и надежды, Рена закружилась по залу. Это могла бы быть красивая жизнь, да не стала.

И тосковала она даже не из-за родителей, не из-за упущенных возможностей, а из-за того, что другую жизнь так и не нашла. Не была своей тогда, в детстве, не стала своей и потом, уже взрослой.

Рена прижала руку к шерстяной жилетке и почувствовала кровь. «Иди к Джо», — подумала девушка, но ноги всё кружились и кружились, будто это уже не она танцевала — та девчонка из прошлого.

Тени сгущались и превращались в настоящие плотные фигуры. Вальс звучал всё громче….

Остановившись, Рена самой себе шепнула:

— До встречи в декабре.

Падая, она успела подумать, что эта встреча состоялась, и теперь они попрощались, а потом стало так тепло, как если бы за окном была не зима, а ласковое лето.

Рена с трудом открыла глаза и потёрла их. Сначала перед ними будто клубился дым, но постепенно тени обрели чёткие линии.

Раз сидел на стуле рядом с кроватью, уронив голову на грудь. Одну руку он зажал подмышкой, другая безвольно повисла вдоль тела. Парень так хмурился, что на лбу проступили морщины.

— Ты как? — Джо, подскочив с кресла, пересела на край кровати.

Рена приподнялась. Бок отозвался тянущей болью.

— Извини, что не послушала тебя. Я дура, ты права, можешь называть меня так следующие три года, — она слабо улыбнулась.

Джо зло сверкнула глазами:

— Всего три? Этого времени мало, чтобы такие, как ты, поумнели! Что, думаешь, ты бессмертная? — уже мягче девушка спросила: — Позвать Феба?

Рена посмотрела в окно — началась метель и укрыла двор мягким полотном. Наверное, час или два ночи. Комнату освещала простая масляная лампа, но свет от неё шёл такой слабый, что дальний конец терялся в сумерках. И вид за окном, и полумрак внутри навевали сон.

— Нет, всё в порядке. Пусть отдыхает.

Джо вздохнула:

— Да уж, отдых нам всем не помешает. Третий день переполох.

— Как Раз и Найдер, узнали что-то?

Девушки вместе посмотрели на спящего парня. Даже упоминание имени не разбудило его.

— Да. Послезавтра мы уезжаем из Норта, поэтому я буду следить, чтобы это время ты даже не двигалась, и только посмей ещё куда-то уйти!

Рена начала смеяться, но бок закололо, и она резко замолчала. Джо прошипела:

— Сказала же, не шевелись даже! Или хочешь, чтобы я тебя привязала? Ты сейчас же ляжешь и попытаешься уснуть, ясно?

— Хорошо, — Рена сползла ниже и подняла руки, чтобы подтянуть одеяло, но Джо легонько ударила её по ладони.

— Не надо, — запротестовала Рена, но оша и слушать не стала и сама украла подругу.

Мать никогда так ласково не вела себя. Даже няньки только следили за распорядком, но не больше — в Норте детей воспитывали в строгости, а про ласку говорили, что она размягчает дух. И сейчас такое проявление тепла вызывало смущение, хотелось отвернуться — ну она же не калека, сама всё может! — но Рена заставила себя улыбнуться, чтобы показать благодарность.

— А Раз давно здесь?

Он беспокойно вздрогнул, но так и не проснулся, лишь ниже склонил голову. Джо медленно кивнула:

— Да. Он держал тебя за руку, пока не уснул. И тогда, на корабле, тоже не отходил. Раз угрожал Фебу, что убьёт его, если с тобой что-то случится.

Рена уставилась на сопящего парня. Да нет, это про кого-то другого. Раз, каким он стал, так не вёл себя. В прошлом — да, он всегда был рядом, но сейчас… Она так упрямо пыталась достать его из своей брони, но никак не могла поверить, что тот начал показываться из неё.