Прячем лица в дыму
Шрифт:
Рена сдержала дрожь. Мать всегда учила быть сдержанной: не смеяться, не отвлекаться, не кричать, даже голоса не повышать – знать так не ведет себя. И девочка внимательно слушала ее, но никак не могла понять смысла всего этого. Понимание пришло только с годами, а вместе с ним – умение. Но что сдерживай, что не сдерживай – слова правда умели делать больно и были хуже, чем любые таблетки, чем жестокие процедуры, чем наглые ощупывания врачей.
Когда Найдер выпрямлялся и поднимал окровавленную трость, ему говорили эти слова. Когда Раз с равнодушным лицом опускал нож или револьвер, он тоже слышал вслед эти слова. А ей они были сказаны впервые.
И, наверное, правильно.
– Да, –
Мика поднялась, держась за стену, и начала рассказывать – нет, даже скорее выплевывать слова с ненавистью и презрением.
– Дана Адвана выгнали, когда заподозрили в изучении магии. Я однажды подслушала один разговор. Он сказал, что его брат владел магией. Вот он, видимо, и изучал ее! Дана Адвана отчислили в восемнадцать, на четвертом курсе. Всего год оставался до выпуска! И вот почти на три года он исчез. Никто так и не знает, где он был, точно не в Кионе. А потом вернулся, но что может ученый, которого отчислили и выгнали из гильдии? Говорят, он шел на все, чтобы найти себе покровителей, которые могли профинансировать его исследования. Ему помогали и дана Гершвал – та, вдова нортийского генерала, слышала? И дан Китубан, из торговцев, и дан Егорис, который возглавлял канцелярию… Ну ты понимаешь, что это были за покровители.
Рена покачала головой – то ли удивленно, то ли осуждающе, то ли растерянно.
Лаэрт Адван. Впервые она услышала его имя еще там, в больнице, от Раза. В его голосе мешались ненависть, обида и растерянность – наверное, тогда он сам не знал, чего хотел больше: мести, правды или просто забвения. Затем на три года это имя осталось в прошлом. Оно слышалось на улицах, но от Раза – никогда. До вчерашнего дня, когда его голос зазвучал с неприкрытой ненавистью, глаза заблестели, а руки стали сжиматься в кулаки.
Лаэрт Адван. Раз вспоминал его как фанатика-ученого, который ради эксперимента смог пожертвовать сначала здоровьем брата, затем, видимо, испугавшись последствий, его свободой. Среди кионцев имя Лаэрта произносили с уважением и связывали с самыми разными открытиями: от средств, поддерживающих красоту, до лекарств, способных победить самые ужасные болезни. Он был одновременно химиком, ботаником, врачом – самим магом, как шутили в городе.
А что оказалось правдой? Безумный ученый – вот первый факт. Предатель и трус – вот второй. Лицемер и подонок – вот и третий.
Хотя Феб говорил, что у истории всегда две стороны. Но он просто не знал этой – в ней все было однозначно.
– Что, не понимаешь? – на лице Мики появилась насмешливая улыбка, казалось, она уже забыла о недавнем страхе и бессилии. – Ну слышала же, что на сцену театра попадают через постель? Вот про ученых говорят также!
Рене показалось, что в голосе помощницы слышится удовольствие, словно ей нравится обдумывать такие сплетни. Хотя это и сплетнями не было, наверное. Кион, провозгласивший себя городом прав и свобод, столицей наук и искусств, коверкал любые понятия, превращаясь в самый грязный и лицемерный мирок.
– Дальше, – поторопила Рена.
Мика снова метнула на нее взгляд, полный ненависти, и продолжила:
– Затем дан Адван сделал мазь, которая лечит ожоги, не оставляя рубцов, запатентовал ее, и вот его имя прогремело на весь Кион. Гильдия сразу засуетилась и снова пригласила в свои ряды. Он вернулся, но между ним и научным советом все равно идет война. Им он рассказывает только о мелочах, а настоящие открытия продвигает при поддержке своих покровителей. Это запрещено, но что гильдия сделает? Опять выгонит дана Адвана? Если кто-то увидит, что и без членства в гильдии можно продвигаться, то нужда в ней отпадет. Вот совет всюду и кричит о нем да превозносит как нового бога. Думает, на славу или деньги купится и прибежит под крылышко. Хотя про дана Адвана говорят, это настоящий фанатик – на что угодно пойдет ради работы. Еще говорят, он открыл что-то совершенно новое, что перевернет весь Кион. Но о чем идет речь, никто точно не знает. Даже кто сейчас покровительствует дану Адвану неизвестно. Я слышала, он стал так богат, что теперь сам по себе. Но это вряд ли, конечно.
– Ты говорила, о дане Адване стали часто спрашивать. Кто?
– Да всякие! Ученые с других кафедр интересовались, что это он открыл. Говорят, кто-то проник в наш архив, но слышно об этом не многое. Несколько человек из Цая все терлись у башни – я сама их видела, по тому, как они акают, узнала.
– А где сейчас дан Адван?
Мика сжалась и пугливо отвела взгляд.
– Лучше скажи, если что-то знаешь.
Девушка молчала. Рена снова переплела пальцы, усиленно моргая, чтобы увидеть золотые нити, опутывающие весь мир – нити магии, как учили в Светлом ордене, которые отзывались на прикосновения и воплощали желаемое.
Вскрикнув, Мика прижала руки к лицу.
– Я же сказала, со мной лучше делиться информацией. Я все равно получу то, что мне нужно.
– Ага, кроме одного человека! – злобно прошипела Мика и затараторила. – Дан Адван в Норте вроде бы. Я слышала, как он разговаривал с даном Кирьяном перед отъездом. Но не знаю я, когда он вернется, или, может, куда еще уехал! Он хотел посетить своего дядю, а как надолго ехал к нему, не знаю, понятно? Я все сказала, все!
Рена медленно кивнула. Норт, значит. Она знала Найдера: оша не станет ждать, он захочет сразу поехать на север, чтобы опередить других. В чужом городе у Лаэрта Адвана было меньше сторонников, а значит, меньше защиты, и больше шансов у них. Но снова видеть те мостовые, мощеные одинаковым серым камнем, холодные воды Лнорты, делящей город на две части, бесконечные ряды фабрик и заводов, Рена никак не хотела. Но это было нужно Разу и даже Найдеру.
– Спасибо за помощь, Мика, – девушка расслабила руку, и помощница, блаженно вздохнув, уставилась на ладони счастливым взглядом. – Найдер пришлет чек на пять тысяч линиров.
Рена схватила перчатки со стола и повернулась к дверям. Вслед послышалось:
– Ты… Ты… – слова звучали одновременно озлобленно и беспомощно. – Чертов свет!
Рена обернулась на Мику, и ей стало гадко от самой себя, затем быстро зашагала к выходу.
А может, эта самая психология – наука вовсе не об эгоизме? Может, в словах помощницы была правда? Ведь ради Раза Рена так легко нарушала обещания, данные собственной совести – одно-единственное осталось всего. Так что это, и правда та самая зависимость? Рена знала, что задает себе правильные вопросы, но ответы почему-то снова и снова находились не те.
4. Рад видеть вас, любители кислых яблок
Черные кудри то и дело падали на грудь Джо, но она сразу отбрасывала их за спину, словно не хотела ничего скрывать. Положив руки на бедра девушки, Раз скользил взглядом по ее худенькому смуглому телу и считал «Один, два, три, четыре, пять…» – и дальше, в такт каждому толчку и каждому стону.
Джо была гибкой, как змея, и по одному только взгляду умела угадывать желания. Дело заключалось в том, что их давно не осталось – тело по-прежнему что-то требовало, а разум хотел поскорее закончить и вернуться к порядку в мыслях.