Пряди о Боре Законнике
Шрифт:
Узами! Какое удивительное слово. Все мы, жители Сарнаута, связаны друг с другом посредством тех таинственных Нитей, о коих так любят болтать гибберлинги.
Неожиданно поток размышлений отчего-то откатился к справедливости.
Ну, да, — рассуждал я, — судьба, справедливость… всё это однокоренные понятия. — И тут же про себя добавил: — Наверное.
Вот мы, люди, эльфы… боги его знают кто ещё… Все мы сидим и вопрошаем, глядя в небо, почему жизнь полна несправедливости? Почему одним даётся всё и без труда? А другим…
Стало тоскливо. И ещё обидно… отчего-то обидно…
Ведь где-то в котомке у меня лежит третья печать, добывая которую, я чуть было не лишился собственной жизни. Какова же будет мне награда? Уверен, что она не будет стоить того… чего могла бы стоить.
И чего меня вдруг потянуло на подобные размышления? И чего именно сейчас, когда дело сделано? Наверное, это от усталости… и ещё одиночества.
Я огляделся.
В моих настроениях виноват Астрал. Говорят, что он любит «пытать» разум своих «жертв».
Вот взять моряков. Сколько они рассказывают страшных историй о том, как слабые духом сходят с ума! Как выбрасываются за борт. Или хватают оружие и убивают своих товарищей… Помнишь, Бор, ту байку про найденный корабль, что был без команды? Название, конечно, я его подзабыл, однако то впечатление, которое на меня произвели слова рассказчика, ни за что не забыть.
А, может, это всё сказки? Вредные небылицы! Да, точно! И нет никаких голосов… Почудилось. Верно, мне почудилось. Или я сошёл с ума!
Последняя мысль меня на удивление успокоила. Я закрыл глаза и попытался заснуть.
Мне тут же привиделась Стояна. Чётко помню, как сидел у изголовья кровати. Взгляд медленно пополз по укутанной под меховой шкурой фигуре девчушки. Вскоре он остановился на её голых пяточках, выглядывающих по самую щиколотку. Розовая, нежная кожа… как у ребёнка.
Я присел и прижался к этим пяточкам, к этим ножкам… Холодные… Наверное, замерзла. Точно замерзла…
Мне захотелось прижаться колючей щекой, ощутить шелковистую кожу. Стояна дернула ножками и те тут же скрылись под шкурой.
Очнулся я от того, что вдруг рассмеялся.
Оглянулся: стенки «пузыря», а за ними лишь безмолвный Астрал, который переливался неясными сполохами.
И вновь стало тоскливо, да так, что волком вой. Быстрей бы уже добраться до Корабельного Столба. Отдать Старейшине печать и пуститься во весь опор к Стояне.
А, может, сразу к ней? Гибберлинги подождут, чай не маленькие!
Туманная дымка Астрала стала расступаться. Впереди замаячил сизый берег Корабельного Столба.
Моё сердце вдруг сжалось в какой-то истоме… предвкушении… Быстрей бы уже! Как надоело скитаться по чужим холодным землям.
Вот наступит настоящая весна, обязательно отправлюсь к Голубому озеру, чтобы построить там новый дом. Переберёмся туда со Стояной, с ребёнком… Тут сердце вновь сжалось: «Ребёнок!» Стояна уже должна была родить.
Все мои мысли вдруг спутались. До самого берега я не мог ни на чём сосредоточиться. Да, кстати, и потом, едва ноги коснулись заснеженной земли.
Откуда-то вышли несколько дозорных из числа гибберлингов.
Не буду описывать свой долгий путь к городу. Дозорные с Острого гребня провели меня до ворот, а затем направились назад. Тут меня встретил Торн. Он проговорил что-то про типа: «Рад встрече». Я отмахнулся и пошёл домой.
Ну, их всех! Правда, вслух сего не сказал, но вахтмейстер, думаю, всё понял.
Усталость никуда не ушла. Её стало больше… А с ней и больше раздражения…
Чем ближе я подходил, тем медленнее был шаг. И вот ноги сами собой остановились в паре десятков шагов от дома…
Это жилище нам со Стояной в некотором роде подарила гибберлингская община. Круглобокий старенький домишко… невысокие ступени… из отверстий в крыше пробивается желтоватый свет от масляных светильников… и ещё пахнет чем-то съестным…
Я долго стоял, глядя невидящими глазами прямо перед собой. В голове крутились какие-то тёплые воспоминания, пробегали картинки из прошлой жизни… И вдруг это всё разом пропало, едва до моего уха донёсся тихий детский плач.
Я вздрогнул и чуток попятился.
Стой, Бор! Ты чего? — задёргался разум. — Всё в порядке… Не бойся.
Дыхание сбилось, стало прерывистым. А ещё вдруг запекло к глазах.
Детский плач затих и я несмело пошёл вперёд. За дверным пологом мне открылась мирная картина: Стояна сидела с полуприкрытыми глазами, опираясь щекой о свой кулачок, и тихо покачивала деревянную люльку, висевшую на канатах. Она даже не заметила моего присутствия. Тоненькая… с нежными чертами лица… на худеньких плечиках висит меховая накидка…
Она казалась беззащитной, слабой. Но меж тем, было в ней что-то… что-то особенное… что заставляло сердце задрожать, затрепетать.
Прошла, наверное, минута. Я встревожено глядел на эту домашнюю идиллию, и спрашивал сам себя: «А если мне тут место?»
Да, действительно! Такое ощущение, что я здесь чужой.
Как-то всё поменялось. Сама обстановка переменилась. И сразу не поймёшь в чём причина. Одно точно: кажется будто всё тут улыбается, цветёт… и бах — я, как снег на голову.
В этот момент Стояна резко повернулась и чуть всхлипнула, увидев мою фигуру. Секунда, и она стрелой бросилась ко мне на шею.
Жаркие поцелуи обожгли мои щёки, лоб и даже глаза. А потом я почувствовал горячие слёзы: Стояна тихо-тихо плакала и что-то шептала. Нельзя было разобрать ни одного слова.
Мы долго стояли, обхватив друг друга. Я еле-еле сдерживался. Сердце, буквально, рвалось из груди.
— Пойдём… пойдём со мной…
Стояна резко схватила меня за руку и потянул к люльке. Я не сопротивлялся, а лишь закрыл глаза, и открыл их, когда в живот упёрлось что-то твёрдое.