Пряди о Боре Законнике
Шрифт:
В тусклом свете масляных светильников мне предстала следующая картина: внутри детской люльки лежали два малюсеньких тельца, два маленьких человечка Их смешные носики сопели, губки стянулись так, будто сосали мамкину грудь; а ручки лежали у подбородков, сжимая крошечные кулачки.
— Двое? — я не узнал свой голос.
Мне даже показалось, что это сказал кто-то другой.
— Да, — заулыбалась Стояна. — Мальчик и девочка…
— Двое? — повторил я, не веря своим глазам.
Первым желанием было коснуться детей, но едва я увидел,
— К-к-как… как их зовут? — во рту у меня пересохло.
Мне показалось, что Стояна то ли смутилась, то ли испугалась. Она потупила взор и что-то пробормотала. Но потом собралась и уже чётче произнесла:
— Мальчика назвала Зимой… а дочку — Искрой.
Мы со Стояной переглянулись. Некоторое время я про себя повторял имена детей.
У меня вообще было такое ощущение, будто это всё сон. Да ещё эта тишина вокруг, нарушаемая лишь тихим потрескиванием горящего масла. Всё один к одному…
Я положил в сторону котомку, связку рогов дрейка, скинул шубу, отцепил оружие. И всё это в каком-то тумане.
Стояна по-прежнему покачивала люльку да глядела на меня своими большими глазами.
— Ты… ты…
Она никак не могла сформулировать вопрос. Я замер и обернулся.
— Ты не рад?
— Почему? Нет… я… ты…
О, Сарн, что с моим языком? Так, Бор, возьми себя в руки.
Я сел на скамью и хлопнул себя по ноге:
— Честно скажу, что никак не могу придти в себя от той мысли, что я… что я… уже отец. Да ещё двоих!
— Но ведь мы знали, что у нас будет…
— Знать и ощущать — разные вещи… Извини, может со стороны я выгляжу чёрствым. Но… но я действительно не могу придти в себя… Меня переполняют чувства… много чувств…
Полог откинулся и внутрь скользнул Торн. Он кивком поздоровался со Стояной и негромко бросил:
— Жду-у-ут!
Вахтмейстер закивал головой, дополнительно подтверждая собственные слова.
Н-да! Быстро же Старейшина меня призвал! — я ухмыльнулся, но всё же послушно поднялся. Потный, вонючий, грязный — не дали мне придти в себя.
Стояна печально вздохнула, но тоже закивала головой. Торн же делал вид, что ему безразлично, пойду или нет. Он крутил головой по сторонам, а когда его взгляд натолкнулся на рога дрейков, застыл, как истукан.
Я вновь надел верхнюю одежду и, прихватив сверток с печатью, решительно тронулся за порог. Вахтмейстер замешкался, но чуть позже догнал меня на улице.
— Э-э-э-то… э-э-э…
— Это рога, — отрезал я.
— Д-д-д…
— Да, дрейков.
Дальше мы шли молча. Под ногами похрустывала ледяная корка, образовывавшаяся к ночи, после дневного таяния снега. Снаружи было мерзковато. Это из-за сырости… Весной все время так. Терпеть не могу раннюю весну. И вообще…
Тут я провалился в лужу и стал сердито материться.
Спустя какое-то время мы добрались до дома Старейшины. Тут было полно гибберлингов. Мы прошли
Фродди копошился у своего стола заваленного кипой бумаг. Завидев меня, он радушно раскинул руки и пригласил присесть.
— С возвращением тебя, мой друг! Располагайся удобнее, да поведай о своих приключениях.
Я улыбнулся и окинул собравшихся взглядом. Рассказ мой был короток, многое из него опустил — про голоса, про замерзшего мертвеца и его странное копьё, про невесть откуда взявшиеся у меня необычные способности. В общем, всё это опустил и свёл повествование до минимума.
— Голем? — удивленно переспросил Старейшина.
Мне показалось, что он словно пытается заглянуть мне в разум.
— Да, а что? — изогнул я брови в вопросе.
— Как же ты его одолел?
— Зачарованной стрелой. Попал ему в «сердце».
Гибберлинги зашептались.
— Та-ак! — затянул Фродди. — Умница! Большая умница! Ткачихи верно трактовали Узоры… и тебе удалось справиться… со всеми трудностями.
Глазки Непоседы засверкали озорным огоньком.
— Сегодня славный день! — объявил он, поднимаясь. — В Великом Холле будет пир. Верно?
Краснощёкие тут же согласно поддакнули.
— Ну, что ж, покажи нам, Бор, эту джунскую печать.
Я встал и вытянул свёрток. Старейшина осторожно принял его из моих рук, и стал вытягивать каменную пластину. Делал он это настолько нежно, будто распеленовывал ребёнка.
Несколько минут Фродди зачарованно глядел на этот кусок камня.
— Не верится, — печально проговорил он. — Так долго… так долго…
Более он ничего не пояснил. А я в этот момент подумал: «Как же удачно всё складывается! Гибберлинги долго шли к воссозданию своей Родины… Исы… и вот…»
Фродди повернулся к Ползунам. Те протянули ему молоток и зубило. Непоседа некоторое время смотрел на эти инструменты с долей сомнения. Ему предстояло расколоть печать и тем самым освободить Искру дракона. Она возвратится к погребённому в вечной мерзлоте телу и… и останется там до тех пор, пока лёд не растает.
Звяк! — зубило мгновенно раскололо камень на несколько частей. Но при этом ничего эдакого не случилось: гром не громыхнул, молния не сверкнула, даже ветер за стеной не поднялся. Я обернулся, глянул на всех присутствующих. Те растерянно смотрели друг на друга. Видно тоже чего-то ожидали.
Фродди вернул инструменты и подошел к огню. Секундой позже он вытянул из-за пазухи небольшой мешочек и развязал тесёмки. Внутри лежали семена из еловых шишек. Старейшина зачерпнул их хорошую горсть и швырнул её в пламя. Послышался лёгкий треск, кверху пополз сероватый дым, запахло чем-то ароматным.
— Наш новый друг очень сердит, — вдруг сказал Фродди. — Его Искра уже в теле… но, как вы понимаете, этого мало…
— Вы обещали ему освобождение, — сказал я.
Собравшиеся гибберлинги напряжённо уставились на меня.