Прямо сейчас
Шрифт:
– У тебя на всё одни отговорки. Императора придумал какого-то, Диалектикана. Не было никогда такого императора. А если и был… это не разговор вообще, ты просто лабуду какую-то гонишь, вместо серьезного разговора… Короче, забодал.
– Это ты меня забодал. Я тебе всё четко сказал, чего я хочу. Вернее, что я не знаю, чего я хочу. Заниматься бизнесом, чтобы просто колотить бабло, – скучно. То, что я могу получить за это бабло, я и так имею: когда хочу – пью, когда хочу – имею женщин. Женщины меня любят и без денег. По горящим путевкам за три копейки летаю за рубеж отдыхать. И там тоже
– В этом есть, конечно, смысл. Хотя… А если ошибешься? Если наверх твоя валюта не вернется.
– Вернется. Я поспорил с отцом, и он положил в банк на валютный счет круглую сумму.
– Какая валюта?
– Японская йена.
– Она сейчас системно падает. Может и не подняться. Лучше бы в фунт вложился.
– Нет. Англичане доиграются со своими угрозами исламистам на Ближнем Востоке. У них в Лондоне фанатики что-нибудь взорвут, и фунт упадет. А йена как раз поднимется.
– Англичане ушлые ребята, они фунт быстро обратно вернут.
– Ну и зашибись, значит, можно будет сразу еще и в их фунт вложиться и собрать двойной урожай.
– Ты на что с отцом поспорил?
– На прибыль с этой операции. Если получится, все то, что сверху осенью придет, – все мое.
– А если не получится? – не успокаивался Данила.
– Получится. Так что… так что теперь ты говори: чего ты хочешь?
– Я чего хочу?
– Да, ты. И не вздумай опять на меня разговор переводить.
– Я хочу… – Данила надолго уставился в потолок, но Виктор терпеливо ждал ответа и молчал. – Не знаю, чего хочу.
– Ну, конечно! Я так и знал!
– Что знал?
– Что ты за мной это повторишь.
– А что, нельзя?
– Нельзя. Ты мне как-то раз говорил, что хочешь гениальную программу написать, чтобы можно было читать тексты и одним взглядом управлять встроенными около текста мультимедиа – что-то такое. Да-да. Я помню. А еще ты трындел, что, если бы у тебя были бабки на стартап, ты бы на основе этой программы запустил производство новых, каких-то своих Ай-падов, или типа того. Что, не было такого?
– Да, Фигаксель, было. Но это был просто разговор. Вообще. А сейчас я не знаю, то есть не могу так вот прямо и четко сказать, чего я по большому счету хочу от жизни. Единственное, что я точно знаю, – как я хотел бы работать. Я бы хотел самостоятельно ставить себе задачи и решать их. Чтобы никто на меня не давил, не принуждал, чтобы не было стрессов. Понимаешь?
– Нет, Даницыл, так не пойдет. Из нас двоих хотя бы ты должен знать, не как хочется работать, а что хочется делать. Ладно, попытка номер два. Давай я спрошу по-другому: о чем ты мечтаешь?
– Не знаю, – ответил Данила.
– Ну как это не знаешь? Вот обычно спрашивают: «О чем ты мечтал в детстве?».
– В детстве я мечтал быть, как все.
– Так не бывает. Люди, наоборот, мечтают быть не как все.
– С чего ты так уверен?
– Это общеизвестный факт. Кто-то хочет стать, ну, там, не знаю, каким-нибудь пресловутым космонавтом. Девушки мечтают стать супермоделями или знаменитыми актрисами. Кто-то хочет быть гениальным ученым, писателем, футболистом.
– Не обязательно.
– Нет, обязательно. Любой пацан в детстве мечтает быть человеком-пауком. А немного постарше чувачила – кем-то типа Марадоны, каждый мечтает хоть раз забить гол в матче на Кубок УЕФА или на Чемпионате Европы.
– Человеком-пауком я мечтал быть, но это уж совсем мелкое детство какое-то.
– Хорошо. Вот ты, Даницыл, айтишник. Значит, тебе должно было хотеться стать Биллом Гейтсом. Ты скорей всего уже в детстве знал про него. И, наверно, ты мечтал стать таким, как он. А вместо этого ты мне тут впариваешь, что хотел быть, как все.
– Ну да, как все, а что? Я говорю то, что было.
– Хорошо. Почему ты об этом мечтал? Что это вообще за хрень – быть, как все?
– Ну, потому что я чувствовал, что я и так уже не как все, что я и так уже особенный. Ну и зачем мне еще более особенным становиться? Поэтому я и хотел быть просто как все.
– Ну а зачем же как все? – Похоже, Виктору действительно было любопытно узнать это. – Оставался бы не как все. Хотя не очень понятно, как это ты был не как все. Это – как?
– Трудно сказать. Я видел, что пацаны – и в школе, и во дворе – как-то ко мне не так относятся, как друг к другу. Они, например, во что-то играли или доставали друг друга от безделья, а я тоже играл и доставал, но… не знаю, как сказать… Мне все это было как-то жутко скучно, как будто я старик. Хотя в то же время не могу сказать, что я играл, например, в футбол без радости, вроде и увлекательно было, ну, не знаю, не могу сформулировать. Я чувствовал себя среди них гадким утенком, и мне неприятно было, что я гадкий утенок. И я, в общем, боялся этого – что я не такой, как они.
– А чего тут бояться?
– Может, того, что я мог превратиться в чудовище?
– В какое?
– Может, в какого-нибудь безбашенного преступника.
– Не вижу логики, Даницыл. Почему человек, который не как все, должен обязательно стать бандюганом, а не Биллом Гейтсом?
– Потому что. Вот что делает этот Билл Гейтс или кто-то вроде него? Он что-то новое придумывает, потом это новое пробивает в жизнь, как-то реализует в товарный вид, чтобы люди могли этим пользоваться. Но на это уходит вся жизнь. Ну, хорошо, пускай не жизнь – полжизни.
– Во-первых, не обязательно полжизни. Я просто неправильный пример тебе привел. Давай возьмем не Билла Гейтса, а этого крутышку из Гарварда, который Фэйсбук придумал, как его? Марк Цукерберг – вот! Чувак в двадцать три года стал миллиардером. Поди плохо? Придумал же человек свою фишку.
– Это – если смог придумать. А если нет? Можно всю жизнь что-то придумывать и так и ничего не придумать. Чем я сейчас и занимаюсь.
– А ты уже что-то придумал? – спросил Виктор, испытующе глянув.