Прямо сейчас
Шрифт:
– Рассвирепела, – предложил словцо Кутыкин.
– А кто бы на моем месте не рассвирепел? Согласен?
– Ну, гм, да, – ответил Кутыкин. – Слушай, давай завтра встретимся и все обговорим. Потому что сейчас я жутко вымотан.
– Ты дома?
– Ну да.
– И ты настолько вымотан, что не хочешь меня пригласить?
– Вуди, я просто не в состоянии, я правда очень устал. Я сам тебя наберу, когда завтра проснусь, хорошо?
Писатель распрощался и дал отбой.
– Это мой литературный агент, – объяснил Кутыкин Ольге.
– Переводы, – понимающе кивнула та.
– Какие
– Ну, это же иностранка?
– Кто иностранка? – писатель огляделся по сторонам.
– Твой агент. Ты назвал ее «Вуди», это ведь нерусское имя. Поэтому я и подумала, что это твой иностранный литагент, который организует переводы твоих книг.
– Э-э… ну да.
– Для иностранки она хорошо говорит по-русски, – Ольга лукаво улыбнулась.
– А что, все было слышно?
– Я не подслушивала, но… она так эмоционально говорила, и кое-что было слышно.
– Да, Вуди громкая барышня, – Виталий старался говорить о Матильде (раз уж пришлось о ней говорить) несколько отстраненно и рассеянно, словно речь идет о шапочной знакомой. Конечно, сейчас Кутыкин предпочел бы вообще ничего о ней не говорить. Но если бы он вдруг замолк или резко перевел разговор на другую тему, это подтвердило бы естественную в этой ситуации версию, что Матильда – не просто литературный агент, но и его любовница. А это нехорошо. При съеме одной девушки не должен всплывать образ предыдущей или действующей подружки. И поэтому Кутыкин продолжал:
– Она мой литературный агент и… хороший человек. Хотя с ней бывает нелегко, она бывает… странной.
– У нее и имя нетривиальное…
– Это я ее так назвал, – не без горделивости сообщил Кутыкин. – И теперь все знакомые ее так зовут. Знаешь, старый мультик про Вуди Вудпекера, про шизанутого дятла с красным хохолком? Матильда – она как раз рыжая и такая же сумасшедшая, как дятел Вуди. Ну, не то что по-настоящему сумасшедшая. А просто долбанутая. Иногда, гм.
Кутыкин подумал, что это, пожалуй, чересчур – обсуждать так подробно свою нынешнюю пассию и выставлять ее дурой перед девицей, которую он едва знает. Но что ж поделать, тут же решил он, Ольга должна получить четкий сигнал, что конкурентки у нее нет. Это мужские игрища, на войне – как на войне.
– А она не обижается на эту кличку? – продолжила тему Ольга.
– Да нет. Даже наоборот. Она, оказывается, тоже, как и я, в детстве любила этот мультик. Поэтому ей нравится, как ее называют.
– Мне этот дятел тоже в детстве очень нравился, – Ольга улыбнулась. – Эта его знаменитая фразочка: «Guess who».
– Ага. У Матильды это как раз любимая фишка – подкрадываться сзади и вскрикивать над ухом: «Угадай, кто-о».
* * *
– Знаешь, Даницыл, чего я не понимаю? – спросил Виктор и, подозвав официантку, попросил счет.
Данила, казалось, терпеливо ждал, что скажет Виктор, но на самом деле он даже не расслышал друга – не потому что задумался о чем-то своем, а потому что снова впал в уныние. И единственная мысль его в этот момент была о том, что все в его жизни плохо. А если и не плохо, то определенно не так, как должно быть. Он вновь вспомнил про Ксению. И про то, что его увольняют.
– Я не понимаю, как ты до сих пор не нашел инвесторов, каких-нибудь бизнес-ангелов для своего проекта, ну для твоей этой видеокниги. Ты же окончил Высшую школу экономики. Там вроде учат, как бизнес организовывать.
– Инвесторы – это люди, на которых ты мне предлагаешь работать? То есть отдать им мою идею и за трехкопеечный процент раскручивать для них стартап?
– Ну, почему трехкопеечный? Это как договоришься.
– Да вот так и договоришься. А больше никак. Какой же лох бабки вложит без гарантированной отдачи? Я ни с кем не хочу делиться моей идеей. Принципиально.
– Ты, наверно, Даницыл, учиться в Вышку пошел как раз из-за того, что принципиально не способен стать бизнесменом.
– Почему это не способен?
– Ну, может быть, ты не любишь рисковать. Поэтому. Или ничего не хочешь дать людям. А если ты ничего не хочешь дать людям, с них тебе тоже ничего не обломится.
– То есть я в Вышку пошел, потому что я трусливый жмот. Спасибо, друг.
– Я имел в виду… Ну, как некоторые застенчивые люди, знаешь, идут на актеров учиться? А закомплексованые неврастеники идут в психологи. Так и ты в Вышку мог пойти учиться.
– А куда бы ты мог пойти с этими рассуждениями, знаешь?
– Не злись. Кто тебе, кроме друга, правду скажет?
– А с чего ты взял, что это правда?
– Ничего я не взял, я просто предположил. Я ведь не утверждал. Просто предположил. Ладно, пора уже решать, куда мы дальше двигаем, – сказал Виктор и попросил счет. – Домой, по-моему, лучше не возвращаться. На всякий случай. Непонятно только, где и сколько нам партизанить тогда. К каким-нибудь телкам завалимся?
– Да брось ты, – ответил Данила. – Пока мы тут с тобой умничали, я параллельно думал про все это и окончательно понял нашу ситуацию. Если бы на нас охотилось все ФСБ, мы бы уже давно отдыхали не здесь, а где-нибудь в Лефортово. Эта возня по поводу кенозина – явно чья-то частная инициатива. Может, этот кто-то и служит в какой-то серьезной госструктуре, но он точно не заинтересован, чтобы дело вылезло на официальный уровень. Все другие объяснения слишком сложны, а соответственно, скорей всего мимо яблочка. Короче, я думаю, вернее, я уверен, что ничего нам не грозит, если мы будем вести себя, как обычно. И если не будем больше болтать про кенозин. Даже между собой. Мы вообще не знаем этого слова, о'кей? А термос я завтра отнесу потихоньку на работу и верну на место. И на этом все закончится. Могу поспорить.
В кармане Виктора заверещал мобильник. Он глянул на экран телефона и сказал:
– О, Тамара. Это моя новая телка, на днях познакомились, – объяснил он. – Интересно, чего она так поздно?
Коротко поговорив с Тамарой, Виктор положил на стол свою половину денег за ужин.
– Даницыл, я поеду к Тамаре. Раз девушка приглашает, надо ехать. Извини, что бросаю тебя, я пытался, чтоб она какую-то подружку выписала и чтобы мы вдвоем с тобой туда подскочили, но она… Ну ты сам все слышал.