Прятки по-взрослому. Выживает умнейший
Шрифт:
Тем более неприятно было увидеть, что нужное подвальное окно народного суда освещено изнутри казенным электрическим светом.
Андрей пересилил себя и осторожно подкрался к окну, заглянул и остолбенел – прямо в лицо ему из окна смотрел полицейский. Потом только до Андрея дошло, что видит полицейский в окне лишь свое отражение – ночь же…
– Видишь, эти следы более свежие, – сказал в подвале кто-то кому-то, – здесь явно жили и другие бомжи…
Глебов мог бы поклясться, что голос принадлежал Миленину.
– Явка провалена, товарищ подпольщик, – быстро покидая опасную зону, пробормотал Андрей, – и мумия хороша – не могла на подоконнике горшок с цветами поставить – знак провала…. Может, вернуться? Сразу и доложу гражданину оперу о проделанной работе…. Нет, это мысль глупая. Где же ночевать теперь?
Когда ответов больше, чем вопросов
Остаток ночи Глебов провел банально – на лавке в зале ожидания пригородного вокзала.
Среди немногочисленных пассажиров он ничем не выделялся – одет нормально, плащ упакован в оранжевое ведро, в общем, еще один горожанин желает с первой электричкой уехать на дачу, чтобы собрать остатки урожая. Таких в зале набиралось десятка с два.
Поэтому сонные полицейскийы только скользили по нему взглядами, а для развлечения время от времени проверяли паспорта у невесть откуда взявшейся здесь группы то ли таджиков, то ли узбеков. Что эта группа делала на пригородном вокзале, было непонятно и им самим…
Когда объявили посадку, Андрей сладко потянулся, не доспав, и вместе со всеми нехотя поплелся на выход. Но не пошел на перрон, а повернул к подъехавшему троллейбусу. В него и сел.
Свободных мест в троллейбусе было сколько угодно. Он сел на самое неудобное место – в правом ряду «на колесе», рассудив, что ночные собеседники вряд ли ездят на общественном транспорте, а вот из проезжающей машины заметить его в окне троллейбуса могут вполне.
Пришло время еще раз все обдумать. Штирлиц в такие минуты рисовал борманов с герингами. Глебов ехал на троллейбусе. Очень удобно размышлять, особенно если все равно куда ехать.
Итак, что мы имеем? И много, и мало. Имеем студента Витю Очкуна, запасливого и смышленого малого, сделавшего себе дубликат ключа от глебовской квартиры. Не стопроцентная уверенность, конечно, и мастер-ключарь мог ошибиться, и студент мог оказаться не Витей… и даже не студентом. Но не будем о грустном. Пока.
Второе. Убиенная Маргарита – она же Белка – последний вечер провела с неким студентом. Молокососом. И опять не факт, что с Витей.
А студент и в самом деле интересный…. Не из-за покойной же Белки так всполошились его ночные собеседники! Ребята явно из структуры, с правоохранительными ничего общего не имеющей, скорее наоборот. Как они назвали его? Химик? Точно, химик! Студент – химик…. Вон мы, сколько про него уже знаем.
В который раз промелькнула горькая мысль, что полиция при желании выяснила бы все это и быстрее и качественнее.
Вырисовывалась следующая ситуация: Витя Очкун сбегал за замком. Некий студент сделал с ключа от этого замка копию. Некий студент дружил с Белкой. Некий студент взял ключ у некоего студента и передал его некоему студенту, который привел Белку в квартиру и как минимум присутствовал при убийстве…. Да! После убийства некто (уже необязательно студент) не спеша навел идеальный порядок! Очень не спеша…
Что-то больно много студентов замешано в этом деле – чуть не половина института. А где, кстати, в Чкалове учат на химиков?
Андрей огляделся и с удивлением обнаружил рядом с собой женщину средних лет, сидевшую с закрытыми глазами, цепко державшую в руках большой целлофановый пакет с торчавшими во все стороны осенними цветами. Когда только села?!
– Извините, – вежливо сказал Глебов, – вы не знаете, где у нас в городе на химиков учат?
Ничуть не удивившись, женщина мгновенно откликнулась:
– В политехе, наверное. Еще техникум нефти и газа есть, – подумала и неуверенно добавила, – в педагогическом кафедра должна быть…, химии и биологии. Раньше была…
Андрей поблагодарил и продолжил размышлять: техникум не подходит – уж больно специфичная там химия. Политех? Возможно.
Он старательно припомнил все, что рассказывал о синеньких таблеточках полицейский шофер Палыч, воссоздал в памяти завистливый голос Светы: «…разве что таблетки…».
Да, такие таблетки вполне могли заставить чкаловскую приму снизойти до студентишки… и рассчитаться с ним за товар не деньгами, а тем, что не жалко – собственным телом. Потому и оказались они вдвоем, без свидетелей и сопровождения в затрапезной хрущевке. Только что-то там у них не срослось…
Собственно, а что такое синтетический наркотик? Это знание химии… и биологии тоже. Одно без другого просто не сработает – или слабое действие, или смерть.
Удовлетворенный Глебов на время переключился на другие мысли. Благодаря чьей-то бдительности и глазастости он лишился теплого, и, в некотором роде, безопасного жилья. На дворе осень – на лавочке много не поспишь. Значит, надо думать, что делать дальше или… бежать в Москву.
С одной стороны, с уже имеющейся информацией можно смело идти к Миленину. Сыщик, оскорбленный и униженный начальством, вне всякого сомнения, дороет остальные факты самостоятельно. В том, что капитан самолюбив, Андрей не сомневался – достаточно вспомнить, как он вел себя при пародии на допрос. Не то, что эксперт Виталик – ради скорой пенсии тому было наплевать на все…. Об остальных участниках и говорить нечего.
С другой стороны, Андрей сам ощущал незнакомый ранее охотничий азарт. Принести убийцу на блюдечке – это была бы сладчайшая из местей! Всем, включая Миленина, не заступившегося за него!
Собственно, и выяснить осталось немного: не один ли человек все эти некие студенты? Не Витя ли?
Ладно, до вечера еще далеко. Попробуем проведать Очкуна.
Где жил зловредный мальчуган Витя, Глебов не знал. Вернее, знал дом и, с большой долей вероятности, подъезд. Но ведь не пойдешь в знакомый двор и не станешь спрашивать у соседей – где живет Очкун, потому что сразу спросят навстречу – что, тебя уже выпустили из тюрьмы? И второй раз появиться во дворе будет уже невозможно.