Прятки по-взрослому. Выживает умнейший
Шрифт:
– Ясное дело – не самолично. Но, если бы не поднял бучу, в городе были бы только одни похороны. А по твоей милости их – пять.
Снова установилась тишина, лишь мерно щелкал дозиметр.
– Но вы же сами учили, – растеряно сказал Глебов, – что за себя нужно бороться…
– А я и не отказываюсь…. Молодец!
– Да пошли вы все! – обозлился Андрей. – Как могу, так и выкручиваюсь! Во всяком случае – больше трупов не будет, это уж точно.
– Не зарекайся, дружище, – раздался веселый голос из-за левого плеча.
Глебов собрал в кулак всю волю, заставил тело развернуться, посмотрел говорившему в глаза и оцепенел от ужаса – перед ним счетчиком Гейгера щелкал семечки улыбающийся Боцман…
Глебов рывком сел на кровати, впервые не сразу поняв, где находится. Обведя шальным взглядом стены, он целую минуту не мог найти револьвер, что повергло его в еще большую панику.
Наконец, револьвер был найден, дыхание пришло в норму, ритм сердца восстановлен.
– Там же все мертвые были, – сказал он, вспоминая сон, – как туда Боцман попал?! Умер, что ли? Хотя… я же не умер…
Тут только до Андрея дошло, что последние слова он произнес вслух. Не прошептал, не проскрипел, а именно произнес. Голос вернулся!
Он обвел заполошенным взглядом стылую комнату, морщась от вида разбросанной еды, посуды и каких-то тряпок. Бардак.
– Словно бомж себя веду, – укорил себя Андрей, встал с дивана, подошел к зеркалу, долго рассматривал отражение, потом вынес приговор, – и по виду – совершенный бомж.
От выпитого за последние дни спиртного его все еще качало, тело было словно набито ватой. Сильно болела голова. Однако, с отвращением посмотрев на оставшуюся целой бутылку водки, Глебов похмеляться не решился.
Он положил в импровизированную печку новый кирпич, поджег его, а, когда по комнате вместе с копотью поползло тепло, начал вяло прибираться. Вскоре в его руках оказалась очередная тетрадь студента. Глебов задумался – и решил записи уничтожить, неважно, что в них. Конспекты лекций Очкуну все равно больше не нужны, а формулы наркотика и подавно не имеют права на существование.
Он вырывал листок за листком, внимательно вглядывался в них и, убедившись, что ничего не понял в написанном, медленно опускал в ведро, на горящий кирпич. Когда тетрадь закончилась, он взял другую и продолжил свое занятие.
Попутно Глебов размышлял. Он анализировал недавние события, начав со своего возвращения. Картина складывалась мистическая.
Если бы девушка оказалась из другого социального уровня, он ту ночь провел бы не в камере, а в гостиничном номере, пьяный и удивленный. Факт.
Если бы в камере с ним не заговорил старый уголовник, он утром закатил бы жуткий скандал с далеко неоднозначным результатом. Тоже факт.
Если бы его не повезли на следственный эксперимент, у него даже мысли не возникло бы о побеге! Бесспорный факт.
Если бы он не нашел револьвер…. Если бы он не нашел револьвер – скорее всего, сейчас он сидел бы в своей московской квартире и ждал, когда Елена Викторовна урегулирует всю эту идиотскую ситуацию.
Ну ладно.
Еще сильно мешало ощущение, что кто-то на свой лад перекраивает ход последних дней – уже сколько раз Андрей был в шаге от решения проблемы, а уж следствие, которое он провел, вообще по силам даже школьнику. И каждый раз, когда он открывал последнюю дверь, за ней оказывалась каменная стена. Каждый раз…
Вот и сейчас – чего он ждет, сидя в провонявшем соляркой домишке? Что мешает взять в руки сумку, полную денежных знаков, между прочим, и наконец-то уехать под опеку Елены Викторовны? Ну, все – попьянствовал, покатался в истерике, пора и за ум браться.
Глебов ногой придвинул сумку и заглянул в нее одним глазом. Пачки денег лежали плотно, словно полное собрание сочинений пролетарского вождя. И снова не возникло даже маломальского желания достать, пересчитать…
От последней тетради осталось всего пара листиков, когда Андрей спохватился – чем завтра солярку разжигать-то…
Он прошелся по комнате, что-то съел, чем-то запил и остановился, бездумно уставившись в щелку плотно занавешенного окна. За окном – рукой подать – стоял невысокий забор, а за забором стоял молодой парень и разговаривал по мобильному телефону.
– Боцман, – сказал сам себе Глебов, сразу вспомнив свой ночной кошмар.
Как он мог подумать, что Боцман перестал его разыскивать! Он же явно не дурак, он – авторитет, следовательно, с мозгами дружит. Что ему стоило сложить вместе один и один – интерес странного субъекта к Очкуну, а потом все последовавшие события…. Скорее всего, он и сложил. И теперь по городу и окрестностям рыщут ребята. Это не полиция, им не галочка в отчете необходима, а настоящий конкретный результат.
– Интересно, Андрей Иванович, сколько у тебя еще есть времени? – спросил себя Глебов и тут же получил ответ – к даче на огромной скорости подъехали сразу три машины, из которых выскочили люди. Вариант, что это приехали хозяева проведать дачу, даже не рассматривался…
Андрей с сумкой в одной руке и револьвером в другой рванулся было на выход, но уже в дверях внезапно принял парадоксальное решение, круто, с заносом, развернулся, влетел в комнату, перепрыгнул через диван и втиснулся в потайной чулан. Скинув с табурета телевизор, он руками приостановил колыхание ковра, уселся поудобнее и принялся восстанавливать сбившееся дыхание. Как ни странно – не волновался совершенно. Если игра неведомых сил продолжается, его не найдут. А если гейм, как говорится, овер – так тому и быть. Во всяком случае, с похмелья далеко убежать он был все равно не в состоянии.
Как ни странно, ждать пришлось довольно долго, даже дыхание выровнялось полностью и сердце перестало выпрыгивать из груди.
Наконец, заскрипели половицы под ногами осторожно шагавших людей, потом громкий голос произнес:
– Точно! Его это логово, Боцман! Только самого мужичка мы, видать, спугнули…
Еще через мгновение в комнате загомонили с десяток голосов.
Подслушивать нехорошо, но интересно
Ковер плотно прилегал к стене, Глебов сидел в кромешной тьме, напрягая слух. Собственно, зря напрягал – слышно было отлично.