Прятки по-взрослому. Выживает умнейший
Шрифт:
– Ага, охренеть как прикольно…
– А одеваться зачем? Сейчас же ночь, все закрыто.
– Не переживай, Кулибин, отделения полиции работают круглосуточно.
Студент замер:
– Полиция? Зачем?
Глебов повернулся к нему и деревянным голосом сказал:
– Затем, что убийца Маргариты Белянчиковой должен сидеть в тюрьме. А так, как убийца не я, а ты – то и сидеть должен ты. Одевайся потеплее – в тюрьме отопление давно не чинили. На мобильнике пин-код есть?
– Нет, – что-то случилось с блестящим аналитическим
– Куда деваться – заработал. Или мне прикажешь вместо тебя десять лет в тайге снег убирать?
– Вы же не виноваты! Вам тоже не надо в тюрьму. Вам поверят. А мне совсем туда нельзя! Я только жить начал… хорошо. А, это… вы куда звонить хотите?
– Не пешком же нам с тобой добираться, – пожал плечами Глебов, – еще смоешься по дороге. Позвоню в полицию, пусть машину с охраной присылают, следователя – надо ведь и обыск провести.
При этих словах Витя заполошенно заметался по квартире, вытащил из-за двери объемистый чемоданчик, в народе известный как дипломат, снова сунул его обратно, подобрал с пола половинки очков, зачем-то сунул их в карман, потом резко остановился, ухватив Глебова за рукав:
– Нет! Нет! – прошептал он, вложив в короткое слово максимум убеждения, – она же сама виновата! Почему я должен из-за нее калечить свою жизнь?!
– Думаю, у тебя будет возможность обсудить этот вопрос с ее отцом, – ответил Андрей и отвернулся, набирая короткий номер на усеянном блестящими кристаллами телефоне.
В следующее мгновение перед глазами мелькнула черная смазанная полоса, что-то сдавило горло так, что хрустнуло в кадыке. Он выронил телефон, вцепившись обеими руками в холодную скользкую ленту. Хорошо ухватиться мешал револьвер.
– Я не пойду в тюрьму! – радостно кричал за спиной студент, задыхаясь от прилагаемых усилий, – я не должен идти в тюрьму! Да я просто не могу идти в тюрьму, потому что не хочу!
Дышалось очень тяжело, но, однако, все-таки дышалось. Зато начало заволакивать какой-то пеленой глаза, в ушах зашумело так, что звуки слышались в сопровождении эха. Вот и Белка чувствовала то же самое – отстраненно подумал Глебов, скользя непослушными пальцами по отросшей щетине. Провод – или что там было – никак не давался и тогда последним усилием воли Андрей вывернул руку за спину, уткнул револьвер стволом во что-то упругое и нажал на спуск.
Раздался выстрел, заглушенный одеждой – а, может, это уже начал отказывать слух.
Еще через мгновение удавка на шее резко ослабла и Глебов едва не задохнулся от обилия воздуха. Хрипя и откашливаясь, он без сил повалился на пол рядом со столом, сорвал с шеи петлю – оказалось, обычный удлинитель для бытовой техники, в толстой резиновой оплетке. Пять метров – такие есть чуть ли не в каждой российской квартире.
– Вы меня ранили, – удивленно сказал Витя, – в живот. Там много жизненно важных для меня органов. Мне нужно срочно в больницу, чтобы я не умер!
Пелена медленно отступила, и Глебов разглядел, что между пальцами студента сквозь рубашку силится вырваться на свободу алый родничок. Справа, там, где печень.
– Что вы лежите? – со слезами в голосе выкрикнул Витя, – хотели звонить в полицию – так звоните! Куда-нибудь звоните – в скорую помощь, полицию, пожарным…
Совсем другая пелена внезапно затянула глаза Андрею. Он с трудом поднялся на ноги, подошел к стонущему Вите и скрипучим голосом, глотая буквы, сказал:
– Что, теперь и в полицию согласен?
– Согласен! – простонал Витя. – Уж посадят меня или нет – неизвестно, а вот вам за мою рану, точно, срок будет! Боцман сделает!
– Боцман сделает, говоришь? А я могу ему помешать. Знаешь – как? – и когда студент вскинул на Глебова круглые заплаканные глаза, приставил ствол к его лбу и нажал спуск.
А через минуту он обнимал его дергающиеся в судорогах ноги и беззвучно шептал, плача от отчаяния:
– Зачем? Дурак! Вот дурак-то! Ну зачем?!
О пользе пьянства
Это был крах всего. Надежды на справедливость, затраченные силы и многодневное напряжение ума – все пошло прахом. Глебов собственной рукой, повинуясь непривычной дикой ярости, лишил себя победы, находясь от нее в одном шаге. Что представить следствию – труп студента? Еще один труп?
Андрей пытался вспомнить каждый миг этого ужаса и не мог. Ну да, выстрелил в первый раз – так ведь его душили! Спасал жизнь. Тут все понятно. А во второй раз? Зачем?!
– Все равно он был не жилец, – пробормотал почти с раскаянием он, – пуля в печень попала – вряд ли бы скорая успела…
Найденное оправдание не подняло настроения.
– Так, хорош стенать! – крикнул он сам себе, – еще прощения у него попроси…. Сам ничуть не лучше этого урода! Давай быстро думать, что можно еще сделать?
Блуждающий по квартире взгляд остановился на лежавшем на полу телефоне. Андрей поднял его и углубился в изучение записей в телефонной книге. Среди бесчисленных Светиков, Дариков, Ежиков и Лапусь он нашел нужную запись и, не колеблясь, нажал на вызов. Через несколько секунд ожидания в трубке раздался хорошо знакомый, недоумевающий, совершенно незаспанный и явно взволнованный голос:
– Да, слушаю!
– Извините, Роман Федорович, – с трудом протолкнул слова сквозь саднящее горло Андрей, – это вам ваш недавно знакомый покойник звонит. От дел никаких не отрываю?
Роман Федорович Белянчиков долго молчал, наконец, произнес:
– Ничего, я только выпью что-нибудь сердечное… коньяка граммов двести. Откуда у вас этот телефон?
– Сначала радостная новость, Роман Федорович – я нашел убийцу. И железные доказательства его вины. Телефон, сумочка, вещи личные…
– Очень радостная новость, Андрей Иванович, – безрадостно согласился Белянчиков, – а что это у вас с голосом?