Прятки по-взрослому. Выживает умнейший
Шрифт:
Аэропорт Чкалова переживал не самые лучшие времена – избитая сентенция, совершенно точно отражающая состояние местных воздушных ворот. Из прежних советских сорока ежедневных рейсов, в живых осталось не более десяти. На ночь аэропорт вообще прекращал работу, поскольку ночью самолеты больше не летали. На все уличные фонари и прожекторы не хватало лампочек, поэтому территория была погружена в ночную темноту, за исключением пятачка перед зданием аэровокзала, где неизвестно на что надеялись несколько водителей такси.
Все – от зданий и до ограждения из колючей проволоки вокруг – требовало срочного ремонта. Андрей нисколько не сомневался в том, что и обслуживающая самолеты техника не просто дышит на ладан, а работает исключительно из особенного авиационного гонора.
Но даже в полумертвом аэропорте существует и будет существовать до его закрытия дежурная смена – специально выделенная группа специалистов и техники на экстренный случай. Может запроситься на посадку аварийный борт. Может внезапно вернуться из Москвы губернатор. Может использовать аэродром как запасной, самолет, не севший по погодным условиям где-нибудь в Челябинске или Саратове. Могут нагрянуть военные или МЧС. Может… да мало ли что может произойти в воздухе над Чкаловом! Поэтому на земле в специально отведенном месте стоит в полной готовности совершенно исправная специальная техника.
Вот в это специально отведенное место Глебов сейчас и направлялся. Еще днем он внимательно рассмотрел спецстоянку, и пришел к выводу, что его план вполне осуществим.
Чрезвычайные ситуации, для участия в которых и лелеялись эти машины, случались в Чкалове очень редко. Если честно – никогда. Так что, водители рассматривали свое дежурство, скорее всего, как плохо оплачиваемую обузу. А о сохранении бдительности уж и говорить не приходилось.
Техника стояла на плохо освещенной площадке, вдалеке от вышки руководителя полетов. Ни заграждения, ни охраны – только белая полоса краски по периметру. Нужный Глебову топливозаправщик – хорошо знакомый еще по военной службе МАЗ на восемь тонн керосина – стоял между пожарной машиной и самоходным трапом.
Кабина была закрыта на ключ, но Андрея это не остановило. Он вынул из сумки заранее приготовленный разводной ключ, замотанный в полотенце, примерился и с первого же удара разбил стекло в водительской двери. Отбежал в тень, посидел несколько минут – тишина.
Он вернулся, открыл дверь и залез в кабину. Подсвечивая себе наголовным фонарем, изучил приборы, рукоятки и проводку. Отсоединил провода от замка зажигания, поэкспериментировал немного, искря в темноте, и добился того, что двигатель запустился. Снова выскочил из машины, снова отбежал в тень и снова несколько минут ждал, что хоть кто-нибудь выйдет и помешает совершить задуманное. Но двигатель топливозаправщика работал на зависть легковой иномарке – ровно и почти бесшумно. Тогда Андрей вздохнул, пробормотал нечто вроде молитвы непонятно кому, снова сел за руль и аккуратно тронул машину с места.
Машина сдвинулась с такой неохотой, что едва не заглохла. Глебова это только порадовало – за спиной полная бочка, восемь тонн чистейшего авиационного керосина!
Он ехал между ангарами в сторону дачного поселка практически на ощупь, не включая даже подфарники. Во-первых, боялся, что его увидит охрана аэропорта и решит, что кто-то украл керосин. Во-вторых, он просто не помнил, где включается свет, а ставить эксперименты желания не было никакого.
Вскоре вокруг зачернели останки авиатехники, ангары остались далеко позади. Где-то здесь должен быть вырезанный в заграждении проход, выезд из которого приведет прямиком к даче студента…
Глебов остановил машину, вылез и прошелся вперед пешком. Он с удивлением обнаружил, что его буквально трясет от волнения, сердце с такой силой билось о ребра, будто хотело выпрыгнуть наружу. Пришлось даже придержать его рукой некоторое время.
Он не сбился с пути – проход в ограждении нашелся впереди метрах в двадцати. А за проходом светились окна второго этажа дачи студента. Приехал, что ли?
До этой минуты все действия Глебова зависели исключительно от удачи. Сейчас пришло время точного, можно сказать ювелирного, расчета.
Он аккуратно подъехал вплотную к заранее присмотренному участку забора, затем отъехал метров на пятнадцать и вылез из кабины. Осмотр колеи, которую оставили колеса тяжелой машины в раскисшей от дождей земле его вполне удовлетворил. Андрей вытащил из своей сумки бухту бельевой веревки, намотанную на толстую палку подобно леске в катушке спиннинга. Он залез на цистерну и открыл люк. В лицо ударил резкий запах топлива, от которого закружилась голова. Андрей опустил руку с бухтой веревки в горловину до тех пор, пока пальцами не ощутил холод керосина. Тогда он вытащил бухту из цистерны и аккуратно спустил ее на землю. Следующим шагом в подготовке было полное ведро керосина, которое он аккуратно поставил на водительское сиденье. Чертыхнувшись, разыскал на земле веревку, снова влез на цистерну, обвязал горловину, а длинный свободный конец опустил внутрь. Второй конец закрепил на земле, придавив камнем. Аккуратно положил бухту, чтобы по мере натяжения веревка могла с нее свободно разматываться. Пара валявшихся под ногами веток тоже пошла в дело – с их помощью Андрей зафиксировал в нажатом положении педаль сцепления, включил передачу, вытянул до конца рукоять подсоса. Двигатель заревел.
Глебов выпрыгнул из кабины, нежно погладил вибрирующий металл топливозаправщика, прощаясь с ним, а потом длинной палкой выбил ветку, удерживавшую педаль сцепления. Автомобиль дернулся и пополз, набирая скорость к забору, за которым уже начали раздаваться голоса более бдительной, чем в аэропорту, охраны. С бухты принялись ранвомерно сходить веревочные петли и уползать вслед за топливозаправщиком во тьму.
Тяжелая машина смахнула кирпичный пролет забора, словно кусок картона. Проехав еще несколько метров, она уткнулась во что-то более устойчивое и взревев от усилия, заглохла.
Веревки хватило с запасом. И она окончательно пропиталась керосином. Глебов вынул из кармана подаренную подростком зажигалку. Чиркнул. Вспыхнуло легкое бензиновое пламя.
– Че это за хрень такая?! – раздался голос за забором.
Пора.
Глебов поднес зажигалку к веревке. Веселый огонек помчался вдоль импровизированного бикфордова шнура. Глебов глядел на растущую полосу огня и, словно читал молитву, шептал:
– Добеги, родимый, добеги, пожалуйста! Очень нужно!
Огонек не подвел. Резкий хлопок, следом столб пламени высотой вровень с крышей коттеджа. Откровенно говоря, Глебов был немного разочарован – он ждал взрыва. Но восемь тонн керосина взрываться пока не торопились. Вскоре шум пламени стал напоминать звук газовой горелки. Раздраженные крики за забором сменились испуганными. Можно было уходить.
– Ну и ладно, – бубнил себе под нос Глебов, неторопливо шлепая по лужам в сторону аэровокзала, – ну и что, что не взорвалось. Все равно паника будет, полиция приедет, пожарные. Лабораторию придется свернуть, студента придется вернуть в город. Хотя бы временно. Так что, сейчас главное – приехать в Чкалов раньше студента. И там его спокойно подождать.
Он прошел уже с километр, когда в спину ему ударил низкий тягучий грохот взрыва. Андрей медленно повернулся и увидел почти ядерный гриб, поднимающийся вверх оттуда, где еще недавно стоял чистенький коттедж из белого кирпича. Он смотрел, чувствуя, как губы неестественно выворачивает незнакомая прежде улыбка. Это было даже больше, чем он ожидал.