Прыгай, Филька!
Шрифт:
Ты мне, Васька, тут нос не вороти! Запах водки не нравится? Химией, говоришь, воняет? Ну не знаю, может чуток и есть, но такую сегодня Хамзат продавал, 60 рублей, где ты за такие деньги в Москве водки купишь? Только у Хамзата.
Так вот, расскажу тебе я дальше, Вася, про жидов и армян. Их столько понаехало, что теперь в одной лишь Москве два миллиона армян и кавказцев, да еще миллион жидов. Содом и Израиль.
Все кино, вся эстрада, телевидение и радио — все они захватили!
Куда ни глянь — одни горбоносые да пейсатые. Певцы, музыканты, бля, телеведущие. Шлюхи и бляди, при живых мужьях и детях, ездют по Швейцариям в машинах любовников-олигархов. И требуют, чтобы запретили слово "русский", а осталось жидовское "россиянин". Им так легче прикрываться и дурить народ. Цензуру против русского народа вводят, затыкают ему горло и не дают говорить правду.
Ты что, спрашиваешь, откуда я знаю? А знаю, Вася, знаю!
Вот приходил на той неделе ко мне починять утюг мужик из соседнего подъезда. Очень такой приличный интеллигентный человек. Пишет сценарии для сериалов и передач. Ну и бухает конечно, пока я утюг починял, мы бутылочку ноль семь и раздавили, он с собою принес.
А поведал он, Вася, такую историю…
Обратились к нему недавно из одной очень известной кинокомпании и предложили написать сценарий к новому сериалу про бригаду ментов. 40 страничек серия, 55 тысяч рубликов за штуку. Ну, чел обрадовался, раскатал губу, ведь для профессионала написать серию — как два пальца обоссать, ну, неделя, максимум две, работы.
И тут присылают ему из компании письмо, типа, обязательные требования к сценарию. Сел он читать и охуел.
— Запрещено использовать кавказские и мусульманские имена для преступников
— Запрещено любое упоминание о Чечне
— Запрещено упоминание о том, что кто-либо из героев-милиционеров прошел через Чечню
И много еще других внутренних запретов было, о которых я позабыл.
Мужик наш как это прочитал, больше с данной компанией дел решил не вести. Лишь для интереса проверил, кто ею владеет и устанавливает правила цензуры? И что оказалось? Три армянина и жид! Решают, о чем пожно показывать кино по телевизору и о чем нельзя! При Владимире-то Владимировиче такой наглости не было. Это они теперь при Гноме распустились!
Эх, Вася-Вася! Терпелив! Терпелив и многострадален русский народ! Но доколе мы будем терпеть, спрашивается?
Я вот тебе говорю, как надо поступать.
Зашел, к примеру, ты в трамвай. Смотришь, а там жид! Да схвати ты его тут же за нос, жидяру поганого, и подведи к дверям — вышвырни наружу нахуй!
Или армянку увидишь — дай ей по башке палкой! И ребенку ее дай в харю! Нечего сосать русскую кровь! Насосались! Убирайтесь обратно в свои израили и аулы!
Только так, Вася, мы родину убережем. И останется она на века — чистая и святая — Матушка Россия…"
*********
"Интересно, а он нормальный?" — спрашивал себя Кузя, слушая речь старика, все более и более походившую на бред. Разбуженный первым криком алкоголика, кот попытался снова уснуть, но ничего не получилось — Вдовин распалялся все сильней и сильней, причем, обращался он теперь не к телевизору, а к Кузе.
Первая бутылка, уже пустая, валялась под столом. Вторую, ополовиненную, старик жадно прижимал к своей впалой груди.
Попытавшись честно разобраться в услышанном, кот не удивился, установив, что по большинству позиций они со стариком скорее оппоненты, чем единомышленники.
Ну, вот первый случай — с отъемом квартиры. Конечно Киркор — преступник и его место в тюрьме. Но значит ли, что все армяне такие как Киркор? Кузя никогда в жизни армян не видел, поэтому ничего сказать более по вопросу не мог.
Или вот евреи, которых Вдовин презрительно именует жидами. В соседнем подъезде дома, где жил Кузя, уже много лет обитал старичок доктор Штейн — самый лучший врач-диагност по внутренним женским заболеваниям. Или как их там, во, рак! Женщины городка на Штейна молились, почитая его почти за святого — столько жизней и судеб он спас, вовремя поставив правильный диагноз. Это что ли плохой человек и его надо убивать или выселять?
Или взять хотя бы физика Границкого из дома у вокзала, репортаж о котором как-то показывали по городскому каналу. Однажды весной, в половодье, Границкий — щуплый горбатенький "ботаник" в очках, шел по берегу реки. И тут раздался крик. Глянув вниз с набережной, Границкий увидел девочку лет восьми, видимо игравшую на бетонной обледенелой плите и свалившуюся в реку. Теперь бурная ледяная вода уносила ее все дальше и дальше от берега. Не раздумывая, Границкий скинул пальто и бросился в воду. Ему удалось доплыть до девочки, потом добраться до берега и из последних сил выкинуть ее на песок, сам он уже выбраться не смог. Хорошо, мимо проходили люди, они его и вытащили. Девочка оправилась через неделю, а Границкий чуть не умер от переохлаждения, подхватил воспаление легких и полгода провалялся в больнице. Девочка была русской, а он евреем. Так почему же Границкий ее спас? И почему все в городе считают маленького "ботаника" героем? Может и ему прямо там, в реке, следовало дать палкой по башке, чтобы утонул?
Вспомнилась и телепередача, которую они смотрели с бабкой Никитишной.
Показывали Израиль, истории и судьбы разных бывших советских евреев, многие из которых уехали именно в 70-х годах. Тридцать пять лет спустя они разговаривали по-русски без акцента, называли его родным языком, с удовольствием пели русские песни, а на Новый год некоторые из них даже готовили салат "Оливье" — неотменное блюдо русского Нового года. Сколько ни вглядывался тогда Кузя в их лица, он не увидел в них злобы на бывшую родину. Они не таили зла. И если человек, пусть даже перенесший когда-то много горя и испытаний в бывшей своей стране, продолжает с чувством петь песни на ее языке — русском, неужели он ненавидит носителей этого языка — русских?
Нет! Не верю — твердо решил Кузя.
А тем временем старик разбушевался еще больше. Он орал и орал, брызгая слюной, вскакивал с кровати, бродил по комнате, опять присаживался на кровать, хватаясь за сердце и жалуясь что ему плохо. И он опять пил и пил, пил и пил, кашляя и отплевываясь.
Вдруг он привстал и выпучил глаза, тяжело задышав. Поднял почти пустую бутылку и жадно всосался в нее. Водка забулькала, исчезая в старческом горле.
— Ик! Ик! Ик!