Прыжок через быка
Шрифт:
Это «Бхагавадгита»: Кришну по просьбе Арджуны показывает ему свой истинный облик.
То есть: сначала видишь-ощущаешь Тень, а потом она разделяется на бесчисленные глаза. И это ты сам разделяешься, расчленяешься.
Или наоборот: сначала воспринимаешь множественность, а потом из нее может «соткаться» «Тень». (Эти две вещи трудно разделить.) Так, в романе Германа Мелвилла «Моби Дик, или Белый кит» сначала является белый спрут, а потом – белый кит (кашалот, сам Моби Дик):
«Четыре вельбота вскоре закачались на волнах и, возглавляемые личной шлюпкой Ахава, торопливо устремились за добычей. А она между тем скрылась под водой. Подняв весла, мы ожидали ее появления, как вдруг в том самом месте, где она скрылась, она медленно всплыла на поверхность. Забыв и думать о Моби Дике, мы разглядывали самое удивительное зрелище, какое только открывало когда-либо таинственное море глазам человека. Перед нами была огромная мясистая масса футов по семьсот в ширину и длину, вся какого-то переливчатого желтовато-белого цвета, и от центра ее во
70
Помните, об Изиде у Апулея: «Слева и справа круг завершали извивающиеся, тянущиеся вверх змеи».
Когда с тихим засасывающим звуком она снова исчезла под волнами, Старбек, не отрывая взгляда от воды, забурлившей в том месте, где она скрылась, с отчаянием воскликнул:
– Уж лучше бы, кажется, увидеть мне Моби Дика и сразиться с ним, чем видеть тебя, о белый призрак!
– Что это было, сэр? – спросил Фласк.
– Огромный спрут. Не многие из китобойцев, увидевших его, возвратились в родной порт, чтобы рассказать об этом.
<…>
Если для Старбека появление спрута служило зловещим предзнаменованием, для Квикега оно имело совсем иной смысл.
– Когда твоя видел спрут, – проговорил дикарь, стоя на носу высоко подвешенного вельбота, где он точил свой гарпун, – тогда твоя скоро-скоро видел кашалот».
Что касается глаз, можно вспомнить и китайскую Гуаньинь (японскую Каннон) – божество, выступающее преимущественно в женском обличье, спасающее людей от всевозможных бедствий. Гуаньинь – подательница детей, родовспомогательница, покровительница женской половины дома. А для этого ей надо иметь тысячу глаз и тысячу рук. Так она иногда и изображается:
А вот она же 20-метровая, с двумя драконами:
Страшный, губительный аспект смотрящей навстречу человеку «Тени», превращающейся затем во множественность, в расчленение, можно видеть в Лернейской гидре, о которой в «Теогонии» Гесиода говорится:
Эту вскормила сама белорукая Гера-богиня, Неукротимою злобой пылавшая к силе Геракла.Геракл поражает гидру:
Губительный аспект можно видеть также в Медузе Горгоне, которая обращает всех, встретивших ее взгляд, в камень и на голове которой кишат змеи (как раз являющие собой множественность, разделение). Медузе Горгоне отрезает голову Персей, глядя на нее не прямо, а на ее отражение в щите, отвернувшись. То есть можно сказать, что герой использует зеркало – и прямо как в гадании (сравните со стихотворением Блока).
Караваджо. Медуза. 1598–1599 годы
Однако Медуза Горгона изображается и как Хозяйка зверей:
Итак, героев у источника жизни двое, вдвоем сподручнее:
Гильгамеш уста открыл, ему вещает, Энкиду: Один – лишь один, ничего он не может, Чужаками мы здесь будем поодиночке: По круче один не взойдет, а двое – взберутся, […………………………….] Втрое скрученный канат не скоро порвется, Два львенка вместе – льва сильнее!»Правда, с другой стороны, когда героев двое, это может кончиться и гибелью. Так, например, распрощались с жизнью сыновья Посейдона Алоады – братья От и Эфиальт. Вот что сказано об этом в «Мифологической библиотеке» Аполлодора:
«Артемида
В середине – зверь-бог (мифический зверь, который губит и возрождает), по бокам – два героя (обозначающие прохождение одного героя через чрево мифического зверя). Ту же схему (смерть героя при прохождении обряда посвящения) можно видеть в легенде о Клеобисе и Битоне, мать которых была жрицей богини Геры (волоокой Геры – то есть божественной коровы). Вот что рассказывает об этом Геродот в своей «Истории»:
«Родом из Аргоса, они имели достаточно средств к жизни и к тому же отличались большой телесной силой. Помимо того, что оба они были победителями на атлетических состязаниях, о них рассказывают еще вот что: у аргосцев есть празднество в честь Геры Аргосской. Их мать, жрицу богини, нужно было обязательно привезти на повозке в святилище богини. Однако быки их не успели вернуться с поля. Медлить было нельзя, и юноши сами впряглись в ярмо и потащили повозку, в которой ехала их мать. 45 стадий [71] пробежали они и прибыли в святилище. После этого подвига, совершенного на глазах у всего собравшегося на праздник народа, им суждена была прекрасная кончина. И божество дало ясно этим понять, что смерть для людей лучше, чем жизнь. Аргосцы, обступив юношей, восхваляли их силу, а женщины – их мать за то, что она обрела таких сыновей. Мать же, возрадовавшись подвигу сыновей и народной молве о них, стала перед кумиром богини и молилась даровать ее сыновьям Клеобису и Битону, оказавшим ей столь великий почет, высшее благо, доступное людям. После этой молитвы и жертвоприношения и пиршества юноши заснули в самом святилище и уже больше не вставали, но нашли там свою кончину. Аргосцы же велели поставить юношам статуи и посвятить в Дельфы за то, что они проявили высшую доблесть».
71
Примерно 8,3 км, 1 стадий = 600 ступней, около 178 м.
Клеобис и Битон. Мрамор, около 600–580 годов до н. э.
Двойниками как темой много занимались романтики. Кто-то потому, что это было модно, а кто-то видел двойника на самом деле. Например, Жерар де Нерваль. В повести «Аврелия», в которой он описывает свои видения Изиды, ему сразу же после одного из таких видений является и двойник. Повесть интересна и тем, что пишущий ее находится то на грани, а то и за гранью безумия. (Как вы думаете, кстати, где я нахожусь по отношению к этой грани?) Вот, например, что он пишет:
«Распростертый на походной кровати, я верил, что вижу, как с неба совлекаются покровы, и оно распускается тысячью неслыханных великолепий. Судьба освобожденной Души, казалось, открывается передо мной, будто для того, чтобы внушить мне сожаление о том, что всеми силами моего духа я пожелал вновь ступать по земле, которую должен был покинуть… Огромные круги прорисовывались в бесконечности, подобные кругам, образующимся на воде, взволнованной падением тела; каждая область, населенная лучезарными фигурами, окрашивалась, колебалась, и таяла в свой черед, и божество, всегда одно и то же, сбрасывало с улыбкой летучие маски своих разнообразных воплощений, и скрывалось наконец, неуловимое, в мистическом сиянии неба Азии.
Это небесное видение, в силу одного из тех феноменов, что каждый мог испытывать иногда в дреме, не исключало полностью сознания того, что творилось вокруг. Лежа на походной кровати, я слышал, что солдаты рассуждают о некоем неизвестном, задержанном подобно мне, голос которого раздавался тут же в комнате. По особому чувству вибрации мне казалось, что этот голос звучал у меня в груди и что моя душа, так сказать, раздваивалась – поделенная отчетливо между видением и реальностью. На мгновение мне пришла в голову идея повернуться с усилием к тому, о ком шла речь, но затем я задрожал от ужаса, вспомнив предание, хорошо известное в Германии, которое говорит, что у каждого человека есть двойник и что, если его видишь, смерть близка. – Я закрыл глаза и пришел в смутное состояние духа, в котором фантастические или реальные фигуры, которые меня окружали, дробились в тысяче ускользающих видений [72] . Одно мгновение я видел рядом двух моих друзей, которые требовали выдать меня, солдаты на меня указывали; затем открылась дверь, и некто моего роста, чьего лица я не видел, вышел вместе с моими друзьями, которых я звал понапрасну. “Но это ошибка! вскричал я про себя, за мной они пришли, а другой уходит!” Я производил столько шума, что меня поместили в карцер».
72
Здесь так хорошо видна связь Изиды, двойника и расчленяющейся, дробящейся «первоосновы», словно Жерар де Нерваль писал по моему заказу. Он мне подыгрывает (как, впрочем, и все остальные цитируемые авторы). Я и шучу, и не шучу.