Прыжок над бездной
Шрифт:
По счастью, у Чайкина была с собой фляжка с водой – не зря же бойцы прозвали его водохлебом. Чайкин осторожно похлопал парашютиста по щекам, но тот в сознание не пришел, лишь натужно постанывал. Но когда Чайкин разжал ему плотно сцепленные зубы и влил в рот немного воды, парень сделал судорожный глоток и открыл глаза. Рядом с ним, подобно огромной послушной собаке, распластался на летном поле парашют. Опытным взглядом Чайкин определил, что это «Жюкмес». Гроза, прошедшая стороной, обронила на плотный шелк только несколько запоздалых капель.
– Где
– Летное поле, – лаконично ответил Александр Христофорович.
Парень застонал.
– Почему так поздно кольцо дернул? – нахмурившись, спросил Чайкин.
– Так получилось.
– Ты что, первый раз в жизни прыгаешь?
Парашютист ничего не ответил. «Возможно, получил сотрясение мозга. Крепко же ему досталось», – подумал Чайкин.
– Какое это место? – с усилием проговорил парашютист, нарушив короткую паузу.
– Крутоярск. А тебе куда нужно было? – ответил Чайкин, которому все меньше нравились вопросы незнакомца.
– Крутоярск?.. – удивился парашютист. – Здорово же нас занесло. – Он сделал неловкое движение и вскрикнул: – Послушай, товарищ, это ведь совсем недалеко от Троице-Сергиевой лавры, верно?
– А ты откуда?
– Воды, воды… – вместо ответа прохрипел незнакомец. На этот раз он выпил всю фляжку до дна. На лбу его выступил обильный пот.
– Так откуда прилетел самолет, с которого ты прыгал? – настойчиво повторил Чайкин свой вопрос.
– Наши парашютисты… должны прыгать при любой погоде… – прохрипел незнакомец.
– Верно, – согласился Чайкин. – А кто это – «наши парашютисты»? Кто вел самолет, с которого ты прыгнул?
Лицо незнакомца пошло красными пятнами. На какой-то миг Чайкину показалось, что сознание возвратилось к нему.
– Семеныч… Семеныч вел…
– Николай Семенович? – переспросил Чайкин. – Шилохвостов?
– Ну да.
– Так ты знаешь его? Что же сразу-то не сказал, дурья башка? А я уже подумал…
Весь разговор с неудачно приземлившимся парашютистом занял несколько коротких минут. Чайкин решительно поднялся.
– Ты куда? – схватил его за руку незнакомец.
– К врачу тебя надо.
Стараясь на всякий случай не терять незнакомца из виду, Чайкин выскочил на проселочную дорогу, проходившую рядом с аэродромом. Ему повезло: вскоре он остановил ехавшего на двуколке мужичка, который, хотя и без особой радости, свернул по его просьбе на летное поле. Вдвоем они осторожно перенесли незнакомца и парашют на телегу. Чайкин сел рядом и положил его голову себе на колени, чтобы уберечь ее хоть немного от немилосердной тряски.
Едва телега тронулась, парашютист пришел в себя.
– Слышь, друг, худо мне, – с трудом произнес он. – Наверно, все косточки переломаны. Надо же, судьба. Так о здешних местах и не написал. Никак не думал, что здесь умереть придется.
– Выживешь, – сказал Чайкин. – У нас врач хороший.
– Ты слушай меня, – продолжал парашютист. –
И он заговорил, лихорадочно быстро, о давно минувших временах, о событиях, происходивших неподалеку, в Троице-Сергиевой лавре.
Двуколка свернула на центральную улицу Крутоярска и затарахтела по булыжной мостовой – единственной проезжей части городка, которая была вымощена.
– Так возьмешь бумаги? – снова повторил парашютист. – Ребятам скажешь, тебя Андрей Балабанов просил. Семенычу поклон не забудь…
Незнакомцу стало хуже.
Врач только поцокал, оглядев парашютиста, который оказался в крайне тяжелом состоянии.
– Живей, живей! – поторапливал хирург медсестер. – Каждая секунда дорога.
– Навестишь меня? – спросил Чайкина Андрей, когда его везли на каталке по коридору в операционную.
– Непременно.
Чайкин приостановил врача за рукав халата у двери операционной:
– Он выживет?
– Может быть. Организм сильный и молодой, – ответил доктор, но в голосе его не было уверенности.
Чайкин несколько раз навещал Андрея Балабанова, но тот каждый раз был без сознания. А однажды, придя в палату, он застал пустую койку, и сердце его захолонуло.
– В Ленинград отправили вашего друга. В клинику хирургическую, – сказала медсестра, заглянувшая в приоткрытую дверь.
…Вся эта история припомнилась теперь Чайкину, пока он стоял у «веницейского» окна, наблюдая за созревающим ненастьем. Он прислушался к легкому дыханию сына. Сергей спал, сладко посапывая. Затем вдруг заворочался и тяжело вздохнул. «Приснилось что-то», – подумал Чайкин. Он подошел к дивану, на котором, разметавшись, спал Сережка, и осторожно подоткнул край свесившейся простыни.
Нужно бы отдохнуть, но сон не приходит. Мысли, заботы, а главное – воспоминания: куда от них денешься? И по службе, как на грех, сплошные неприятности. Одно, как говорится, к одному. Местное начальство все его идеи, связанные с развитием парашютного дела, особенно с замыслом затяжного прыжка и воздушного десанта, считает малообоснованными, в лучшем случае – преждевременными. И потому о том, чтобы отпустить его в Ленинград «поднабраться опыта», как говорит Чайкин, и слушать не желает. И четыре рапорта, которые Александр Христофорович отправил руководству отрасли, остались без ответа.
Под утро Чайкину все-таки удалось забыться тревожным сном. Разбудил его Сережа:
– Пап, так мы идем на рыбалку?
– Как договорились.
– Тогда вставай, а то проспишь.
Чайкин подмигнул:
– А насчет чайку?
– Я уже примус разжег и полный чайник поставил, – деловито сообщил Сережа.
– Молодчина ты у меня, – похвалил Александр Христофорович. – Стоп, а погода-то как? – спохватился он, опуская ноги на прохладный пол. – Ночью вроде дождик начинался.
Мальчик промолчал.