Прыжок в ледяное отчаяние
Шрифт:
— У меня водка под рассольник остывает, а неугомонный оперативник, как тот вшивый, — все о бане!
— Хотел как лучше, товарищ майор.
— А вышло — как всегда. Пусть областные корячатся. Мне и так достанется.
Загорайло примкнул к опергруппе, и около 19 часов полицейские звонили в квартиру Марины Романовны Архиповой. Железную дверь распахнул Олег Валерьянович Стрижов. В халате, тапочках и с недовольной, заспанной физиономией.
— Елена Ивановна Поспелова — ваша родственница? — демонстрируя удостоверение, рыкнул оперативник Игорь.
Влад держался сзади:
— А что? — Олег вышел в коридор, не думая приглашать непрошеных гостей в квартиру.
— Она погибла. Скорее всего, отравлена, — деловито пояснил опер. — Вам придется проехать с нами для выяснения всех деталей.
— Ка…каких еще деталей? — побелел Стрижов и отшатнулся.
— Всех! Всех деталей! — выступил вперед Влад.
Появление Загорайло вызвало традиционную реакцию у историка — он покрылся пятнами. Видимо, существует нераспознанная еще форма аллергии. На конкретных людей.
В этот момент двери лифта распахнулись, и из него вышла миленькая курносая блондиночка, нагруженная сумками.
— Что?! Олег, что? — выпустила она сумки из рук и замерла, в ужасе таращась на страшных гостей — четверых дюжих мужиков.
— Алена, видите ли, по их словам, умерла! — гневно крикнул ей Стрижов. — Я ее отравил! Ты можешь себе это представить?!
— А вот категоричное утверждение про отравление — это уже интересно, — живо произнес Влад.
— Собирайтесь, господин Стрижов, — жестко сказал Игорь.
Двое его молчаливых коллег с непроницаемыми лицами придвинулись к кандидату наук.
— Семену Захаровичу позвони, Маря! Немедля! Опиши все — и пусть находит адвоката, пусть что-то предпринимает, — кинулся Олег к любовнице.
Она тоже бросилась к нему:
— Не волнуйся! Я все сделаю! Не тридцать седьмой год на дворе! — очаровательная Санчо Панса обдала огненно-презрительным взглядом Загорайло.
Влад помог ей подобрать с пола брошенные продукты и шикнул на любопытных пацанов, высунувших головы из соседской двери.
— В котором часу Олег Валерьянович приехал от тестя к вам, Марина Романовна? — спросил Влад, подув на подобранный с пола французский батон и церемонно подавая его Архиповой.
— А не пошли бы вы на х… — мило отозвалась аспирантка, вырывая батон у Влада.
— Какие боевые женщины всегда окружают мелкотравчатых персонажей, — себе под нос констатировал Загорайло.
Архипова замахнулась на него батоном, но в это время в дверях появился одетый и даже освеженный парфюмом Стрижов.
— Завтра же ты будешь дома, Олеж! — крикнула ему верная возлюбленная.
— Погибшей Поспеловой вы, я вижу, и не намереваетесь сочувствовать? — спросил у Стрижова в лифте Влад, притиснутый к нему нос к носу.
— А вы вообще заткни… Я вообще не верю тут ни единому слову! Этому бреду! — цедил сквозь зубы Олег.
— Ну, конечно, цель-то не достигнута. Сверчков жив и почти здоров.
— Старший лейтенант, вы бы попридержали поток, — раздраженно попенял Владу Игорь.
И Загорайло замолчал. До дома он ехал в задумчивом и подавленном настроении. Беспечность и жестокость историка отдавали «клиникой». И это диссонировало с тем образом Стрижова, который сложился у сыщика. А потому все обвинение выглядело неестественно и шатко.
Олег Валерьянович был взят под стражу, но обвинение ему пока не предъявили. За отсутствием доказательных улик. О беседе самостийных сыщиков с Инной Павловной Стрижовой речи не шло: спесивая дама, конечно, не пустила бы их на порог. Допрашивать мать задержанного и обыскивать квартиру полагалось официальному следствию, а Шатовой с Загорайло приходилось довольствоваться поисками «вокруг». В понедельник Юлия, по просьбе Влада, отправилась в квартиру убитой Алены, которую та снимала с подругой. Поговорив с девушкой и собрав вещи, Люша должна была встретиться у метро с отцом Поспеловой, который приехал из Рыбинска, чтоб увезти труп дочери в родной город. Иван Федорович, по-видимому, не мог осознать до конца происшедшее. В телефонном разговоре он производил впечатление человека озабоченно-суетливого, куда-то спешащего, заполошного. Шатова страшилась встречи с ним, но мужественно взялась помочь.
Затхлая пятиэтажка на окраине разбередила в сыщице воспоминания о временах убогих жилищ, очередях за едой, за всем, необходимым по блату. О временах всеобщего вранья, которое требовалось разделять с энтузиазмом, чтоб не вызывать подозрений в благонадежности своего среднестатистического существования. Счастье, что очередей и блата не стало. И правда со свободой разгулялись. Да так, что и не убежишь теперь от них, как от липкого сонного кошмара, в котором едва ли можно разобрать, где эта самая правда, а где лукавый щерится, свободу хвостом-хлыстом своим дрессирует. И все же призрак «светлого» прошлого, в виде облезлой двери низкого парадного, заставил женщину настороженно поежиться и, оглянувшись на ползущую МКАД, рекламные щиты и виднеющийся автоцентр с задранной на шпиль иномаркой, с облегчением удостовериться, что на дворе двадцать первый век.
Подружка Алены встретила Юлию в темном коридоре.
— Проходите на кухню. В прихожей лампочка перегорела сегодня. Не успела поменять, — сказала она глухим голосом.
Люша уже заготовила слова соболезнования, когда девушка, выйдя на свет, резко обернулась и с ненавидящей ухмылкой уставилась на сыщицу.
Архивистка Татьяна Земцова стояла во всем параде — с уложенными волосами, на каблуках и в маленьком черном платье перед уставшей, ненакрашенной, наспех одетой в старый свитерок и джинсы Люшей.
— Ну что, фото на память? — мстительница ослепила Шатову вспышкой фотоаппарата. — Шаша попросил сделать сравнительный снимок. Чтобы не так сильно страдать при разрыве с любимой, но осточертевшей спутницей жизни. К тому же не слишком свежей.
Земцова протянула Люше фотоаппарат:
— Теперь ваш черед. Фоткайте! Минутку, мне в три четверти идет. — Танечка приняла отрепетированную позу.
Люша фотоаппарат проигнорировала и скрестила руки, приняв вызов.
— Вы считаете это уместным в данной ситуации? Или Алена Поспелова — не ваша подруга и все это мерзкая игра?