Псих. Разбег
Шрифт:
Поскольку никаких иллюминаторов ни в бифлае, ни в транспортнике, разумеется, предусмотрено не было, то если бы не небольшие перепады силы тяжести, мы могли бы и не понять, что покинули планету: все те же коридоры и переходы, окрашенные в такие же унылые серые тона; те же тяжёлые массивные двери, открывающиеся с подвизгиванием, а захлопывающиеся с глухим чмокающим звуком; те же стены, стены, стены, бесконечно громоздящиеся между тобой и остальным миром, в существовании которого постепенно начинаешь сомневаться...
Нас сдавали и принимали
В длинной комнате, где, рассевшись на лавках вдоль стен, мы бесконечно долго ожидали неизвестно чего, сосед вдруг пихнул меня локтём.
– Слышь, - прошептал он сипловато, - Ты про Врию знаешь что-нибудь?
Я покопался в памяти. В Норе про разные места приходилось слыхать.
– Жарко там. Плантации чаквы.
– А-а. А гайки сильно крутят?
– Вроде, жить можно.
– А-а. Ну, жару я люблю.
Сосед ещё какое-то время похмыкивал, переваривая информацию; потом спросил:
– А у тебя куда билет?
– Сомма.
– Круто, - он оттопырил губу.
– А ходка какая? Где прежде был?
Я раздражённо дёрнул плечом.
– На малолетке, что ль?
– не понял мой собеседник.
– Брешешь. По первой ходке на Сомму не отправляют.
– Отстань, а, - сказал я досадливо.
– Ну-ну. А знаешь, почему нас тут маринуют?
– Почему?
– Откинувшихся высаживают, - мечтательно проговорил сосед, поднимая глаза к потолку.
И вздохнул.
Пять лет, напомнил я себе. Всего пять лет. Целых пять лет. Нельзя начинать мечтать об этом прямо сейчас. Я смогу вздохнуть - уже с облегчением - когда-нибудь.
Но потом. Потом.
Я захлопнул внутри себя дверцу - за ней остался весь мир, вселенная во всем её многообразии; все люди, с которыми мне доводилось общаться или ещё доведётся, всё, что мне дорого, вся моя жизнь. Я открою её снова - через пять лет.
Сейчас не существует ничего, кроме тюрьмы и зоны. Да. Так правильно.
Но когда-нибудь я её открою.
***
Внешняя
– Аверченко... Аврис...
– начал он зачитывать по списку.
– Вилер... Войт... Габриэль... Дабо...
Названных быстро построили и куда-то увели.
– Это что, так нынче по камерам распределяют, что ли?
– забеспокоился мой сосед.
– Странно как-то.
– Что ещё за хрень?
– загудел встревожено пожилой зек у противоположной стены.
– Дёргают-то не подряд. Моя ксива на "б" озаглавлена, а меня пропустили.
– А ты куда?
– спросил кто-то.
– На Пелл меня.
– И Войта на Пелл.
– Странно...
Мы ждали. Общество тихо волновалось. Общество знало твёрдо: любые изменения в протоколе зеку не к добру.
В следующем списке моя фамилия стояла первой.
Марш по коридорам привел нас к кабинету, на котором красовалась табличка: "Начальник караула".
– Заходить по одному, - скомандовал старший.
– Джалис, пошёл.
Я пошёл.
Начальника караула внутри не оказалось.
Оказался, судя по сияющим полковничьим погонам, сам "гас" - главный администратор этапа, а с ним - другой полковник, уже армейский, с крылатой нашивкой военно-лётных сил и с эмблемкой медицинской службы в петлице.
– Не могу, вы поймите, - возмущённо доказывал "гас" армейскому полковнику, картинно прикладывая руки к груди.
– Никак не могу, с такой статьёй - никак, хоть вы меня режьте, хоть к стенке ставьте! Что мог - отдал, но с такой...
– Тэк-с, продолжим позже, - перебил вояка, зыркнув на меня из-под полуопущенных век. Отповедь "гаса" его, судя по всему, ни в малейшей степени не смутила.
"Гас" обернулся, тоже увидел меня, досадливо хекнул; несколько секунд он ещё колебался, потом демонстративно пожал плечами и покинул кабинет, качая головой.
– Ну, садись, что ли, - сказал мне полковник, когда за "гасом" закрылась дверь.
– Спасибо, - осторожно отозвался я, - но вроде как уже.
– Пф-ф. Нахватался тюремных замашек. Ну, тогда присаживайся.
– Ладно.
Я присел на краешек стула, чувствуя себя, как на минном поле.
Мне не нравился этот полковник с его показным панибратством, не нравился урывок услышанного разговора, в особенности не нравился значок медслужбы в петлице высокопоставленного вояки. Я боялся всего этого.