Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Шрифт:
Отсюда объясняется, почему Хлебников строит эпитафию, посвященную футуристу-самоубийце И. Игнатьеву, как лирическое «я»-высказывание:
И на путь меж звезд морозных Полечу я не с молитвой, Полечу я мертвый, грозный, С окровавленною бритвой, —и почему в другом хлебниковском стихотворении, написанном вслед за Февральской революцией, голос поэта сливается с голосом свергаемого с трона царя:
Свободы песни снова вас поют! От песен пороха народ зажегся. В кумир свободы люди перельют Тот поезд бегства, тот, где я отрекся.В хлебниковской модели мира агенс может быть пассивным, а пациенс — активным:
…ищетПоскольку хлебниковский субъект вкраплен в объектную реальность, постольку он теряет конституирующие всякого субъекта признаки, и среди них — память:
О, погреб памяти! Я в нем Давно уж не был. Я многому сегодня разучился…;способность к смыслопроизводству:
И да и нет речей вспорхнувших летят в ничто <…> Летят в медовое не знаю, Недолгое великое ничто, Куда и тянет и зовет;утилитарный ум, чье место занимает такое мышление, которое может быть сравнено лишь с воображаемым числом -1:
Мой отвлеченный строгий рассудок Есть корень квадратный из Нет единицы.Тогда как у Маяковского мир рвется наружу из поэта, у Хлебникова универсум проникает в микрокосм лирического субъекта извне, служит внешним украшением тела поэта:
Кто череп,рожденный отцом, Буравчиком спокойно пробуравил, И в скважинунадменно вставил Росистую ветку Млечного Пути, Чтоб щеголем в гости идти. В чьем черепе, точно стакане, Была росистая ветка черных небес, И звезды несут вдохновенные дани Ему, проницавшему полночи лес. Я, носящий весь земной шар На мизинце правой руки, — Мой перстеньнеслыханных чар…455
О числе -1 у Хлебникова см. подробно: S. Mirsky, Der Orient im Werk Velimir Chlebnikovs(= Slavistische Beitr"age. Bd. 85), Miinchen 1965, 95 ff; P. Stobbe, Utopisches Denken bei Chlebnikov(= Slavistische Beitr"age, Bd. 161), M"unchen 1982, 77 ff; В. П. Григорьев, Грамматика идиостиля. В. Хлебников,Москва 1983, 126 и след; A. Koll-Stobbe, Cognition and Construction: Chlebnikov’s -1 as a Metaphoric Process. — In: Chlebnikov. 1885–1985,hrsg. von J. Holthusen, J. R. D"oring-Smirnov, W. Koschmal, P. Stobbe, M"unchen 1986, 107 ff.
456
В одном из своих поздних стихотворений («В больнице») Пастернак полемизирует с хлебниковским мотивом «мир как перстень поэта»: «О Господи, как совершенны Дела твои, — думал больной <…> Мне сладко при свете неярком, Чуть падающем на кровать, Себя и свой жребий подарком Бесценнымтвоим сознавать. Кончаясь в больничной постели, Я чувствую руктвоих жар. Ты держишь меня, как изделье, И прячешь, как перстень, в футляр»(2, 111). На место хлебниковского мотива приходит противоположный: «поэт как перстень в руках Бога». Лирический субъект, чья релевантность постоянно ставилась Пастернаком под вопрос, не распоряжается собой, изымается из мира по воле Бога. То, что Пастернак спорил в своем стихотворении с Хлебниковым, подтверждается интертекстуальной рифмой: «шар / чар» (Хлебников) -> «жар / футляр» (Пастернак).
Показывая в поэме «Журавль» бунт вещей, Хлебников разрабатывал тему, которой предстояло сделаться общефутуристической (см. D1.I.2.1.3). Своеобразие хлебниковского подхода к этой тематике станет, однако, очевидным, если обратить внимание на то, что в «Журавле» восстание объектов было ассоциировано с убийством поэта, изображенным в балладе Шиллера «Die Kraniche des Ibikus» (похоже, что «Журавль» отсылает нас не прямо к тексту Шиллера, но к переводу Жуковского — ср. однокоренные глаголы в стихах Хлебникова и Жуковского: «Und munter f"ordert er die SchritteUnd sieht sich in des WaldesMitte» [457]– > «И с твердой верою в Зевеса Он в глубину вступаетлеса» [458]– > «Беды обступали тебя снова темным лесом»):
457
Friedrich Schiller, S"amtliche Werke, S"akular-Ausgabe in sechzehn B"anden, Bd. 1, Stuttgart, Berlin 1904, 63.
458
В. А. Жуковский, Собр. соч.в 4-х тт., т. 2, Москва, Ленинград 1959, 38.
459
«Сколот» — самоназвание скифов (по Геродоту). Используя автоэтноним, Хлебников и на стилистическом уровне старается поместить себя вовнутрь Другого, объектного.
В трагедии «Владимир Маяковский» бунт вещей завершается тем, что «поэта объявляют князем» (мир переходит во владение лирического субъекта). Между тем в хлебниковской поэме взбунтовавшиеся объекты несут смерть человеку (явно) и в нем — поэту (имплицитно). Находя свое, т. е. поэтическое, «я» в «не-я», Хлебников рассматривал гибнущего человека как умирающего поэта.
2.2.1.Конъюнкция мир & книга имеет у Северянина, для которого релевантным было только данное, в том числе и данное разного рода объединительных операций, форму отрицательного параллелизма. Второй член этой конъюнкции (= знаковый универсум) упоминается в поэзии Северянина в качестве незначимого. Чтобы понять мир, нужно избавиться от знания книг:
Не мне в бездушных книгахчерпать Для вдохновения ключи <…> Я непосредственно сумею Познатьнеясное земле… [460]Впрочем, отрицание отрицательного параллелизма переворачивает у Северянина обсуждаемое сопоставление и делает его позитивным (неверно, что мир есть книга, -> верно, однако, что книга есть мир); вот как развертывается эта негация негации в стихотворении «Стихи И. Эренбурга»:
460
Игорь Северянин, Громокипящий кубок,184.
461
Игорь Северянин, Стихотворения,Ленинград 1975, 310–311.
2.2.2.Сообщая значимость лишь иному, зачеркивая данное, Пастернак проводил мысль о том, что для книги нет мира, что она сосредоточена на самой себе:
Книга — как глухарь на току. Она никого и ничего не слышит, оглушенная собой, себя заслушавшаяся. [462]
Если социофизическая реальность и сравнима со знаковым универсумом, тогда с таким, в котором она исчезает как реальность, — с несуществующей книгой:
462
Б. Пастернак, Воздушные пути.Проза разных лет, Москва 1982, 110.