Псы войны. Противостояние
Шрифт:
– А что с ней потом произошло?
– Какая-то мутная история. Её убила коллега из-за какой-то ерунды. Хорос в курсе дела. Самое интересное, что накануне своей гибели она изменила свою завещание, назначив душеприказчиком Шеннона…
– Так она была богачка?
– Не совсем. Богачом был её отец, а она находилась под опекой монсеньора Фернандеса. Согласно завещанию отца, епископ должен был быть её опекуном до замужества или возраста двадцати пяти лет…
– Ну и что?
– А то, что отец не предусмотрел возможности ранней смерти дочери, а она по нашим законам была совершеннолетней и имела право составить собственное завещание…
– Откуда ты это знаешь?
– Лорримар растолковал. Так вот, «Каритас интернешнл» претендует на наследство мадмуазель Гайар.
– Кого?
– Ну
– Так в чём же дело?
– Дело в том, что из письма Шеннона следует, что душеприказчиками этой самой Изабо является наше правительство.
– А состояние у неё большое?
– Этого я не знаю. Займись-ка этим делом…
– А Хорос?
– Ему я не очень доверяю.
– Лорримар?
– Он слишком щепетилен в этих вопросах, как и Пренк!
Бенъярд допил виски и кивнул:
– Согласен!
– Вот и хорошо. Теперь надо что-то решить с охраной дворца, – Окойе по привычке склонил голову набок и стал пристально смотреть на собеседника. Бенъярд выдержал взгляд и решил увеличить темп беседы:
– Кого назначишь комендантом вместо Эйнекса, Вайянт? Меня?
– Нет, Генри! С тобой мы уже всё решили. Джойд Куома неплохо разбирается в вопросах охраны. Уже завёл парочку сторожевых собак. Кроме того, он имеет военное образование…
– С этим не могу спорить. Только не забывай, что он служил Кимбе.
– Ему служили двести тридцать человек из тех сорока пяти десятков, что состоят на государственной службе сегодня, – перебил Бенъярда президент. – Их всех надо использовать. Это ты сказал!
– Не отрицаю. Но всё-таки, это довольно опасно держать рядом с собой офицеров Кимбы.
– Тогда для чего мне старший вахмистр Картр и мадмуазель Брегма, гвардейцы, лучшие среди волонтёров? Но, пожалуй, ты прав я назначу начальником охраны Гебе Слита.
– Отзовешь с границы?
– Угу. Пошлю кого-нибудь из своих коммандос.
– Кого?
– Посоветуюсь с Картром. Он лучше знает своих товарищей…
– Ясно. Как я понимаю, пост управляющего хозяйством займёт Фортус Кан?
– Верно. Чем не показатель лояльного отношения к служащим прежнего режима! – в голосе президента зазвучала ирония.
– А что будет с Тебеном?
– Ничего страшного. Проведём суд, оправдаем. Всё свалим на португальца и двух-трёх солдат. Так сказать, эксцессы на местах.
– Казним перед строем?
– Нет. Обоих офицеров условно разжалуем, солдат отправим в Загорье. Глядишь все про них позабудут…
– Парня жалко. Он ведь хотел учиться.
– Не спорю, жалко. Но кто-то же должен ответить за расстрел больных.
– Признайся, это ведь была твоя идея?
– Нет, не моя. Хотя с точки зрения человечности, это было лучшее решение для пациентов гипносерия. Они были обречены на медленную и мучительную смерть. Это можно рассматривать как насильственную эвтаназию. Пройдёт двадцать или тридцать лет, я думаю, и этот вопрос будет обсуждаться в медицинских кругах…
– А как это соответствует врачебной этике? Ты же имеешь медицинский диплом.
– Слушай, Генри, отстань!
– И всё-таки!
– Это недопустимо, конечно! Так мне заявил и доктор Арвидсон. Доволен?
– Скорее опечален.
– Вот она – цена власти.
П
роисшествие в гипносерии
Отношения и судьбы докторов медицины Окойе и Арвидсона складывались не просто. Когда-то очень – очень давно они вместе проходили практику в одном из британских госпиталей на Караибах. Остров назывался Сен-Барт. В его столице, Густавии, проживало немало шведов. Поэтому, когда юному Сэмюелю предложили поехать туда на практику, он сразу согласился. Немалое влияние на его выбор оказали путевые заметки его соотечественника Бенгта Шёнгрена, описавшего этот тропический кусочек Швеции. Юноша быстро разочаровался в острове, но навсегда полюбил тропики. В этом ему помог старший санитар госпиталя по имени Вайянт Окойе. Он подрабатывал в этой дыре, чтобы закончить курс обучения в Сорбонне. Второй раз их судьбы пересеклись в Биафре, где оба доктора работали по линии Красного Креста. Однако,
Слухи о расстреле в Ханипе дошли до директора госпиталя почти молниеносно, благодаря жалобам и крикам многочисленных больных, пришедших на обследование. Он сразу же ухватился за этот повод и напросился на приём к Окойе. Когда он ворвался с обвинением против наёмника, то был обескуражен: Шеннон уже двенадцать часов находился в морге при его госпитале. Президент Зангаро не отрицал причастности его жандармов к расстрелам в Ханипе, но делал это как-то завуалировано, постоянно уходя от прямого ответа, Сэм не ожидал от своего старого товарища такой наглости и заявил о своей отставке, на что Окойе сочувственно улыбнулся:
– Жаль мой друг, что ты хочешь покинуть Кларенс. Ты сделал для его жителей столько полезного. Знай мой друг, что твоё дело не пропадёт. Госпиталь возглавит доктор Хааг, он прекрасный практик. Естественно, я дам тебе наилучшие рекомендации…
Сэм поперхнулся от злости и неожиданности, когда услышал такой ответ. Он ожидал всего: упрёков, угроз, уговоров, но только не этого. В бешенстве он выскочил из президентского кабинета и поехал в госпиталь. Собрав вещи, он вызвал в свой кабинет своих ближайших сотрудников, чтобы заявить о своей отставке и высказать им всё, что он думает о марионеточном режиме доктора Окойе, но тут произошла неожиданность: вместе с его коллегами пришёл доктор Хааг и председатель Ассамблеи майор Кзур Пренк. В результате прощальная речь была скомкана, угрозы не произнесены, но прощальные подарки получены. Среди них оказалась «Звезда Зангаро» III степени. Отказаться от неё в присутствии коллег было как-то не удобно, и доктор был вынужден принять награду. На следующее утро рейсовый самолёт «Сабены» доставил его в Порт-Жантиль. Его проводы были торжественно обставлены: у трапа был выстроен почётный караул, а министр без портфеля майор Бенъярд произнёс короткую и прочувственную речь о заслугах доктора перед Зангаро, упомянув при этом о вручённой ему награде. Всё это несколько утешило Арвидсона, который рассчитывал всё это использовать в случае нового конкурса. Три дня спустя бывший директор госпиталя сидел в своей квартире в Стокгольме и строчил на печатной машинке доклад о ситуации в Зангаро. Один его экземпляр предназначался для начальства, другой же предназначался прессе…
Президент лично вызвал Бенъярда, чтобы узнать, как прошли проводы Арвидсона. Министр долго мялся, но потом честно сказал:
– Надо было отправлять Арвидсона по-тихому, а не с такой помпой. Не пойму, почему этот доктор так озлоблен на нас, Вайант. В его глазах светилась такая злоба. Казалось, что он меня испепелит.
– Видишь ли Генри, – рассмеялся доктор Окойе. – Эта злость порождена завистью. Да, да обыкновенной завистью, Европейцы ещё больше чем мы больны меритократией: ордена, чины, должности для многих из них значат гораздо больше, чем деньги.