Пташка
Шрифт:
– Ну, так мы тебе тут найдём друга сердечного! – обрадовалась Пчёлка.
– Да уж, хороша невеста. Ни кола, ни двора.
Гнеда отвернулась на бок, давая понять, что разговор окончен. Её молочная сестра обиженно засопела носом, но вскоре до девушки донёсся звук её размеренного дыхания. Сморило.
Девушку взяла досада – разбередила сердце и заснула!
Хоть Гнеда не знала ещё любви, но разве и ей не хотелось когда-нибудь встретить такого, который взял бы её за себя, несмотря ни на что? И вспоминалось, как Домомысл гладил её по голове после новой обиды и приговаривал, что однажды сыщется добрый молодец, что полюбит так сильно, что не будет корить, спрашивая, кто её отец, а
6. За ягодами.
Катбад пришёл, как и обещал. Закуковала кукушка. Женщины уже засадили репища и огороды, а мужчины высеяли лён. В коричневую блестящую гущину семян Твердята зарыла несколько калёных яиц, и в поле сеятели улыбались, найдя в лукошке подношение. Прежде, чем съесть, они подбрасывали яйца вверх, заговаривая лён вырасти повыше.
Гнеда ахнула, увидев, как Кузнец достаёт из котомки знакомцев – её небогатое приданое, хранившееся в закутке в Веже. Несколько холстин, осиленных помощью добрых людей на супрядках 23 , ручники, пояски, ленты, очелья с усерязями 24 , обручье и подвеска-птичка – подарки Катбада, и, конечно, маленькая прялка. Её сработал ещё Домомысл, сам же и разукрасил резцом навершие и донце. Сразу тепло стало на душе, как только рука легла на вытертую временем кленовую гладь.
23
Супрядки – совместное прядение, вид помочей.
24
Усерязи – височные кольца; серьги.
Правду молвить, не сильно была нагнетена коробья Гнеды. Немного же она нажила, раз всё вместилось за плечи Катбада…
От друга девушка узнала, что в Перебродах было спокойно, никто не видел злополучных всадников, и селяне оказались порядком удивлены внезапному исчезновению Гнеды. В Веже всё выглядело нетронутым, будто и не побывали в ней незваные гости.
– Поживи у Твердяты с Вячко до осени, а там поглядим. Они тебе рады. Нахваливали в два голоса, да и дед не жаловался. И то верно, от труда ты никогда не бегала, и нрав у тебя уживчивый.
Они сидели на склоне у реки под раскидистой рябиной, усеянной пушистыми соцветиями и охмеляющей тонким благоуханием. Был хороший тёплый вечер. Гнеду, умаявшуюся на прополке, клонило в сон, но желание побыть ещё рядом с Катбадом пересиливало усталость.
– Думаешь, они не вернутся? – осторожно спросила девушка.
Кузнец неопределённо повёл плечами. Теперь, по прошествии времени, даже ему стало иногда казаться, что всё лишь примерещилось им.
– Я чувствую, что-то сдвинулось. В твоей жизни началась новая череда. – Он немного помолчал. – Вот, держи. – Катбад пошарил за пазухой и положил Гнеде на ладонь крохотное, но увесистое витое кольцо. Две толстые жилки переплетались с тонкой косичкой. – Носи на долгую память, – грустно улыбнулся Кузнец.
– Какая красота! – девушка примерила колечко и отвела руку полюбоваться. – Спасибо тебе! – Она сжала его запястье.
– И ещё я принёс… – Кузнец покопался в складках своей одежды и выудил полотняный мешочек. Гнеда вопросительно посмотрела на друга и заглянула внутрь.
– Откуда? – изумилась она. Внутри тускло поблёскивали монеты. Их было больше, чем она когда-либо видела в своей жизни.
– Всадник.
Глаза Гнеды расширились, и она спросила быстрым шёпотом:
– В хорошем плаще и с добрым клинком?
– Он самый. Клянусь, это последнее, – добавил он, увидев её изумлённое возмущение. – Больше я ничего от тебя не утаиваю. Домомысл велел отдать тебе это, когда придёт время.
Его губы сложились в неловкую улыбку, а в глазах снова засквозила тоска.
– Придёт время?
– Я не думаю, что ты вернёшься в Переброды. Тебе некуда возвращаться. – Он замолчал и, сощурив глаза, посмотрел на реку. Его пальцы рассеянно вертели сорванную травинку. – Обживёшься тут, а потом уведёт тебя со двора Вячко какой-нибудь славный паренёк.
– Я здесь чужая, – прошептала Гнеда.
– А там? – так же тихо спросил её друг.
– Я не хочу с тобой расставаться. – Она робко подняла на него взгляд.
– Мой дом – твой дом. Я всегда буду ждать тебя, моя касаточка. Но, чтобы обрести новое, нужно оттолкнуться от старого.
– Это рубашка хороша новая, – возразила Гнеда, теребя завязки на мешочке, – а друг лучше старый.
– И это верно, – рассмеялся Катбад. Он обнял девушку, и горько-сладкое послевкусие их разговора преследовало Гнеду ещё несколько дней.
***
Вот и во второй раз проводила Гнеда Кузнеца. И вновь в будничном водовороте закружило так, что всё меньше времени оставалось оглядеться и задуматься. Ей стало не доставать одиночества, поэтому девушка обрадовалась возможности отправиться в лес, когда пошла первая земляника. Гнеде захотелось побаловать ребят. И дело, и всё же отдых.
Не зря накануне тенётники 25 налаживали свои сети, утро и впрямь выдалось ясным и ласковым. Девушка неторопливо бродила по заранее примеченным полянкам и опушкам, где под сенью трилистника наливались сладкие ягоды. То слабо слышался, то вовсе пропадал журчащий перезвон коровьих колокольчиков и звук пастушеского рога с дальнего конца осеки 26 . Гнеда вполголоса пела, и на душе было светло и спокойно. Набредя на заросшее лесное озеро, она искупалась в воде, густой и чёрной, как дёготь.
25
Тенётник – паук.
26
Осека – обнесённое изгородью место для пастбища в лесу.
Но вот уже не осталось места в берёстовом лукошке, где высилась красно-белая рассыпчатая горка. Гнеда сама не заметила, как забрела слишком далеко. Солнце стояло уже высоко, пора было поспешать домой. Она даже слегка заплутала, прежде чем до неё, наконец, донёсся шум реки. Ещё немного, и вот ноги сами вынесли девушку на знакомую опушку у брода.
Гнеда остановилась так, словно едва не наступила на гадюку. В голове быстро промелькнула мысль, что всё это уже было с ней. Погожее утро, ещё не просохшая после купания одежда, обманчивое спокойствие на душе и две вороные лошади, выросшие неожиданно и грозно на её пути. В глазах потемнело, пальцы сжались добела на берестяных боках лукна. Девушка начала медленно пятиться, но тело с трудом слушалось её. И вдруг совсем рядом раздался голос:
– Здравствуй, милая, не из этой ли деревни будешь?
Она резко повернулась, так что верхушка ягодной горки посыпалась вниз. В двух шагах от неё стоял русоволосый юноша, на голову выше Гнеды. Он довольно беззастенчиво, но добродушно разглядывал девушку. Уголки его тонких губ только начинали ползти вверх, а глаза уже вовсю улыбались. Очевидное дружелюбие незнакомца столь разнилось с её чувствами в этот миг, что Гнеда поспешила отвести взор, чтобы не показать ему своего страха. Но тот успел заметить: