Птенцы соловьиного гнезда

Лотош Евгений

Девушка извлекла зонтик и раскрыла его.

— Мы все трое под ним не поместимся, — задумчиво сказала она. — Биката, возьми его, укройтесь под ним с Калайей. У меня куртка плотная и с капюшоном.

— Ну вот еще! — усмехнулся инженер. — Калайе все равно. Она непромокаемая, холод не чувствует, а пальто высохнет. Давай-ка мы с тобой под зонтом укроемся, а она рядом пойдет.

— Ну ладно, — пожала плечами девушка. — Если что, тебе ее чинить, не мне. — Она взяла Бикату под руку и пристроилась к нему поближе, а инженер галантно принял у нее сумку, которую повесил на плечо.

— Тяжелая… — пробормотал он. — У тебя там что, кирпичи?

— У меня там Парс, — объяснила Карина. — Он от дождя мокнет, ему не полезно. А

еще дзюба. И пару бумажных книжек госпожа Томара из библиотеки принесла — их в электронный вид не перевели, а она считает их самыми лучшими пособиями по абдоминальной хирургии.

— По чему? — не понял Биката.

— В соответствии с Большим энциклопедическим словарем «абдоминальный» означает «относящийся к брюшной полости», — пояснила Калайя, до того молча шагавшая рядом.

— Точно, — согласилась Карина. — Книжки довольно старые, там даже про эндоскопы мало что сказано, а про робоманипуляторы вообще ничего нет, но общая техника некоторых операций, как госпожа Томара говорит, описана просто бесподобно. В общем, набирается в сумке вес. Да я привыкла, и полезно тяжести носить. Главное, чтобы позвоночник не искривлялся.

— Понятно, — хмыкнул Биката. — А зачем ты Парса все время с собой носишь? Боишься дома одного оставлять?

— Да нет, не боюсь. Только с ним как-то веселее. И в больнице его любят. Он повадился в терапию бегать, там детей довольно много, и лежат они иногда не по одной неделе. Они его обожают, а он запрограммирован нравиться. Предатель! — несколько нелогично добавила она.

— Ну, против природы не попрешь, — улыбнулся инженер. — Раз запрограммирован, значит, никуда не деться. Его, кстати, как, починили? Помнится, ты упоминала, что его покалечили в свое время…

— Да починили вроде, — пожала плечами Карина. — Я же не разбираюсь. Взяли шесть сотен за новую лапу, и теперь он бегает нормально. И говорит, что здоров.

Ветер бросил ей в щеку крупную порцию дождевых капель, и она поплотнее прижалась к мужчине, ощущая приятную твердость его плеча и бока. Внезапно ей вспомнился давний сон, в котором они с Бикатой занимались любовью. Она быстро отодвинулась, надеясь, что в свете редких здесь уличных фонарей краска смущения на ее лице не слишком заметна.

— Скажи, а Калайя у тебя не ломается? — поспешно спросила она. — Я как-то слышала, что чоки обслуживать надо, а она у тебя необычная.

— Да, необычная, — задумчиво согласился Биката. — Она удивительная. Но ее не надо особенно обслуживать — скелет и сервоприводы в городских условиях практически не изнашиваются, а псевдоплоть сама регенерирует. И за зарядом батареи она следит самостоятельно. На всякий случай я с собой кое-какие запчасти прихватил, которые просто так не достать, когда ее… когда мы с ней сбежали, но пока что они так и не понадобились.

— Слушай, а расскажи, как ты с ней сбежал! — попросила Карина. — Наверное, опасно было, да? А если тебя поймают?

— Если поймают, ничего особенно не сделают, — пожал плечами инженер. — Корпорация вряд ли заинтересована в публичном скандале, а с судом скандала наверняка не избежать. Да и не поймают, потому что не ловят. Я уронил в обрыв машину с магазинной чоки, которая сгорела дотла — я за сиденьем канистру с бензином и ударным детонатором пристроил. Я прошил ей в «бусину» — такой специальный чип для идентификации — коды Калайи на случай, если кто-то перепроверить захочет. Все сработало — когда меня увольняли, в «Визагоне» полагали, что Калайя уничтожена в катастрофе. За что, собственно, и уволили — за халатность в отношении особо ценного оборудования. А с чего бы им менять точку зрения?

— А тебя не заставили ущерб выплачивать? — поинтересовалась Карина.

— Пытались. Но с меня взять особенно нечего. Платили мне чистыми триста тысяч в период…

— Сколько? — поразилась девушка. — Триста?! Ну ничего себе!

— Ну да, а что здесь такого? — недоуменно посмотрел

на нее инженер. — Я же ведущим разработчиком являлся, одним из. У тех, кто постарше да поопытнее, вообще под миллион оклады. Да что я, у директоров компании, по слухам, меньше пяти-шести миллионов в период не выходит. Чистыми пяти миллионов, а до налогов, значит, не менее семи. Неважно, главное, что я дом купил за двадцатку. За двадцать миллионов. В кредит, разумеется, на пятнадцать лет, под семь процентов. В ту прорву все и ухало. Примерно пятерку я банку вернуть успел, да и стоимость недвижки в моем районе за три года повысилась, так что после его продажи примерно семь миллионов должно очистится. В общем, мы подписали соглашение, по которому я продаю дом, расплачиваюсь с банком, а что останется — передаю «Визагону» в качестве компенсации. На том и успокоились. Я дал указание своему поверенному с делами разбираться, взял немного бумажной налички, что в сейфе хранил, и отправился с Калайей путешествовать.

— Ох, Биката… — Карина покачала головой. — Рискуешь. А если они вдруг все же поймут, что ты их обманул?

— Ну и пусть. Все равно не найдут. Я билеты за наличку покупал, документы не предъявлял, поскольку на поезд не требуется, Калайю не как чоки оформлял, а как человека, так что не проследить. Да даже если и проследят до Крестоцина, как они меня здесь найдут? Город-то огромный, три миллиона населения. Потому я сюда и ехал. Нет, без полиции не найдут, а в полицию пойти не рискнут.

— Ну, может, и так, — девушка с сомнением взглянула на инженера, но спорить не стала. А может, предложить ему какое-то время пожить у них дома? Вот туда точно ни одна ищейка носа не сунет, даже если очень захочет. И даже полиция не сунется. Правда, папа не одобряет нарушение законов без острой необходимости, но ведь сейчас как раз исключительный случай! Разнорабочим Биката и в Масарии работать сможет — а вдруг папа ему что-то поинтереснее найдет? Свободные комнаты есть, и Биката наверняка понравится всей семье. И уж точно он понравится папе, ведь Биката сам борется за свою судьбу! Решено. Сегодня же вечером… Нет, завтра утром, сейчас в Масарии уже глубокая предрассветная ночь, она позвонит Цукке и все-все с ней обсудит.

— Ну вот, почти пришли, — удовлетворенно заметил Биката, когда впереди показались фонари возле их дома. — Бр-р… Действительно, что-то прохладно сегодня. В следующий раз надо одеваться…

— Взять! — раздалось в ночной тишине.

В этот момент они проходили мимо маленького скверика, который наверняка выглядел очень милым летом, но осенью и зимой, облетевший, пустовал. В нем даже не горели фонари. Три тени выскользнули из кромешной тьмы и в мгновение ока окружили Бикату с Кариной. Двое ухватили Бикату под руки и впечатали в железную ограду скверика. Один из них приставил к боку инженера большой, угрожающе поблескивающий под светом дальнего фонаря пистолет. Сумка Карины с глухим шлепком упала на асфальт, зонтик под порывами ветра покатился по асфальту тротуара. Калайя неподвижно замерла на месте, растерянно оглядываясь по сторонам.

Третий неизвестный ухватил за плечо Карину, намереваясь, видимо, отшвырнуть ее в сторону, но тут же взвыл от боли в вывернутых суставах и рухнул на колени. Машинальным движением, словно на тренировке, Карина почти танцевальным па шагнула в сторону, одновременно нажимая ему на локоть, и нападающий, завопив еще сильнее, рухнул плашмя и уткнулся лицом в асфальт. Удерживая за запястье его вывернутую назад под неестественным углом руку, Карина замерла, напряженно вглядываясь в неожиданных противников. Сканер подсветил ей ночную темноту разводами серых оттенков, и сейчас она явственно видела тех, кто держал Бикату. Она может ударить их обоих манипуляторами, но если нанести слабый удар, тот, что с пистолетом, может успеть выстрелить. А сильный удар их убьет. Она не хочет никого убивать! Значит, надо выждать и понять, что им нужно.