Птица Ночь
Шрифт:
И всё-таки остановиться я уже не могу: слишком долгий взял разбег. Скоро 30 лет как мараю, мараю бумагу. Другие в люди выбились или обзавелись геморроидальными мечтами: машина, дача, сад, огород… А я всё бегу, бегу по бумаге, никак не успокоюсь. Видно, горбатого могила исправит. Но теперь – вперёд за воображением! Прочь, друг Георгий, пошлые мысли о том, что «надо», о том, что «подошло бы». Отныне мой единственный бог – воображенье! Ура, вперёд!
А если создать себе партнёра – эдакого мудрого, доброго, такого же, как я, только всемогущего? Я же строитель и конструктор, так попробую сконструировать себе друга-бога, святого Муана, своего двойника и наставника, потому что…
Потому
И ещё долго в своём шатре Муан придумывал себе бога, а потом, уже во сне, разговаривал с ним и убеждал его вместе лететь на геликоптере через море, к звёздам, и вовсе это не страшно, наоборот – страшно на земле, а там всё легко и празднично, и ты растворяешься в небе, и паришь, и ты счастлив, а бог в ответ улыбался доброй улыбкой и качал головой, так что было понятно – он согласен, он тоже верит, что полёт – единственное счастье, и осталось совсем-совсем немного, чтобы отделиться от тверди и уйти…
Всё!
Авов проснулся опасливо: казалось, сейчас опять обрушится на него привычная болезнь. Но нет – всё было в порядке. Правда, не хватало Анеле и такого необходимого чувства, но… «Государственный долг», – сурово подумал Авов и преисполнился сознанием собственной значимости. Однако тут же его отвлекла от забот особой важности мысль – простая, но исключительно занимательная: «Спала ли Агни одна в эту ночь; и если не одна, то с кем?» Вариантов было много, и все их Авов обстоятельно обдумал. Отпал Йегрес, потому что занимал невысокий пост, и Сироб – личность бесцветная. (Чёрт, а нужен ли он вообще? Придумал его зачем-то, а теперь он болтается без дела и даже без функции. Может, убрать его? Ладно, пока подожду) Йердна – влиятелен, Муан – интеллигент, а с ними всё бывает очень своеобразно, Анеле рассказывала. Ясав – тёмная лошадка, орешек, который в постели можно легко раскусить… Мысли Авова прервал шёпот. Стражники переговаривались тихо, но что-то было в их голосах тревожное. Авов прислушался.
– Ещё одна!
– Смотри, на вид совсем целая.
– Эй, ребята, тут в кустах ещё две… нет – три!
– Что ж такое-то?
– Мор. Вселенский мор.
Авов осторожно высунулся из шатра. Стражники сгрудились вокруг большого куста, и один из них держал в руках трёх серых птиц – мёртвых. У самого шатра Авов увидел ещё одно съёжившееся неживое тельце пичуги. Он ни о чём не размышлял, но животом почувствовал, что дело плохо. Из-за деревьев появился ещё один стражник. Он нёс пику и штук двадцать мелких птах, наколотых на неё. Стражник бодро окликнул своих товарищей и, выставив вперёд пику, с гордостью крикнул:
– Неплохой намечается завтрак!
Стражник был туповат.
…Ночью Ясав проснулся от тишины. Он часто по службе выезжал в глухие районы Родни и хорошо знал лесные ночи, полные звона кузнечиков или цикад, шороха змей и мышей, клёкота ночных птиц, трепета листьев под ветром. Он привык к этому. А сейчас вдруг все звуки исчезли: настала такая тишина, что Ясаву показалось, будто он оглох, и он поспешно щёлкнул пальцем по материи шатра. Нет, с его слухом всё было в порядке, а вот лес… Лес замолчал, и оттого не спалось Ясаву до самого рассвета, и странные мысли тревожили его, и когда сон почти овладел им, то на грани уходящей яви Ясав увидел мёртвые стада оленей на голых глинистых полях, где не взошла трава, и землю, покрытую серым пухом умерших птиц, и – уже окончательно погрузившись в сон – он увидел буреломы рухнувших лесов и обнажившееся дно пересохших рек и – почему-то – разверзнувшуюся землю, которую, будто при землетрясении, делили, резали, рвали овраги, возникающие прямо на глазах…
А потом он проснулся от того, что Авов причитал:
– Спаси и сохрани! Сохрани и спаси! Защити от страха, защити от врага!
И заученные слова молитвы звучали как-то непривычно, не буднично, а всерьёз.
– Пожалей и пощади меня, Великая Бабушка!
А потом вдруг совсем не по формулам:
– Ой, что же делать-то, ой, что случилось, ой, скорее все вставайте!
Ясав выскочил из шатра. Напротив, шагах в двадцати, упав на колени в траву, орал Авов. Он не бил поклонов, не смотрел по сторонам, а почти неподвижно вперил взгляд в тёмные кусты на краю поляны.
– Что такое? – крикнул, показавшись, Йердна.
– Сироб умер, умер, умер, – Авов не сводил взгляда с кустов и только чуть-чуть раскачивался из стороны в сторону, сжав пальцы на груди в кулачок.
Сироб лежал на спине, широко раскинув руки. Глаза его были открыты и пусты, а лицо – чуть искажено гримасой страха или боли.
ОТЧЁТ
В четвёртом квартале истекшего года ЖЭК № 19 провёл следующие работы по устранению обледенения и заснежения территории:
1. Силами работников ЖЭКа и жильцов-активистов, принявших участие в воскреснике 5 декабря, устранено обледенение и заснежнение дорожек парка, прилегающего к улице Космонавтов от дома № 4 до дома № 18;
2. Обколото ото льда – статуй 18 (восемнадцать), вырыто скамеек— 16 (шестнадцать);
3. Намётано сугробов – штук 26 (двадцать ше… А почему 26, когда по плану – 40? Что-то Мирон Тарасыч напутал, надо ему сказать завтра… тьфу, чёрт, испортил бумагу! Совсем стал дурной, видно, от старости – печатаю всё, что в голову придёт. Ладно, продолжу свою фантазию: не пропадать же бумаге!
Итак, отчёт.
Ясав не знал, сможет ли он когда-нибудь отчитаться перед Бабушкой о том, что видел и слышал в поездке. Комиссия снялась с места и спешно двинулась вглубь страны, к району Заквак, известному богатством живности в глухих лесах. Связи со Столицей не было и не предвиделось, а маршрут уводил Ясава всё дальше в дебри Северной Родни – наименее населённой и самой лесистой, покрытой невысокими горами, усыпанной множеством озёр, полных рыбой. Если листья не распустились и там, то это означало… Впрочем, что это означало, Ясав не мог бы объяснить даже себе. Однако он помнил просьбу Бабушки быть его глазами и ушами и потому мысленно составлял отчёт, который оседал в памяти и мог быть извлечён оттуда, подобно нужной папке с полки аккуратного чиновника.
…Проснувшись после первой ночёвки в лесу, примерно в 40 фиакрах к северу от реки Рпенд, я услышал крики Авова, извещавшего о смерти Сироба. В течение ночи я просыпался лишь раз, примерно на 10 минут, около 2-х часов ночи, однако в тот момент я был поражён именно тишиной и не слышал не только подозрительных, но и вообще каких-либо звуков. Авов разбудил меня в 7 часов 35 минут. Одновременно вышли из своих шатров и остальные члены Комиссии. Пять стражников, очевидно, не спали всю ночь. Судя по поверхностному осмотру, Сироб умер внезапно, не менее чем за 2–3 часа до момента обнаружения его смерти (Фу! Что за стиль лезет! Впрочем, отчёт есть отчёт, и нечего тут стилевые разносолы разводить). На теле не удалось найти следов насильственной смерти. По приказу Йердны Сироба закопали немедленно, оставив опознавательный знак. Это решение активно оспаривала Агни, которая настаивала на том, чтобы труп был немедленно отправлен в Столицу. Свой приказ Йердна мотивировал необходимостью точного и быстрого выполнения главной задачи – расследования лиственных козней.