Птицеферма
Шрифт:
Как в тот раз, значит? Хочется зажмуриться.
Поднимаюсь на ноги.
— Надо на крышу, — говорю.
— Держи, — Ник протягивает мне винтовку.
Смотрю на оружие, словно это ожившая змея.
— Мне? — растерянно вскидываю глаза на напарника.
Он уверенно вкладывает винтовку мне в руки; качает головой.
— Из нас двоих ты — снайпер.
Сова с полу издает нервный смешок.
— Как хоть тебя зовут, снайперша?
— Эмбер, — отвечаю коротко.
— Янтарь, — тонкие губы растягиваются в улыбке.
Крепче
— Дождись нас, — прошу.
— Подожду уж, — откликается женщина, вновь прикрывая глаза.
А мы с Ником выбегаем из комнаты.
ГЛАВА 39
Расстаемся с Ником в коридоре.
Из-за поворота по направлению к выходу отчетливо слышен шум, крики — убийцы вошли в барак.
— Иди на крышу, — Ник кивает в обратном направлении от источника шума. — Попробую тут уменьшить количество «гостей».
Мне страшно. Впервые в этой новой жизни мне так страшно.
Хватаю напарника за руку. Он удивленно приподнимает брови.
— Осторожнее, — прошу, вглядываясь в его лицо так, будто боюсь снова забыть.
Ник усмехается.
— Взаимно, напарник, — шутливо отдает честь и уносится по коридору.
В отчаянии кусаю губы. Надо было сказать, что я его люблю. Дура!
В последний раз я была на крыше в тот роковой день, когда умер Чиж. Когда я начала вспоминать. Меньше месяца тому назад. А кажется — целая вечность.
Взбираюсь по металлическим скобам к потолку. Ремень винтовки перекинут через плечо, само оружие болтается за спиной.
Засов люка заржавел еще больше, и мне приходится приложить немало усилий, чтобы сдвинуть его. В итоге обдираю пальцы, но мне таки удается не наделать шума.
Открываю крышку люка, выглядываю. Мелкий противный дождь тут же оседает на лице. По крайней мере, в отличие от того раза, сегодня нет ветра.
Выбираюсь на крышу, стараясь не выпрямляться в полный рост. Пелена дождя играет мне на руку, делая меня в темно-серой одежде почти невидимой, но рисковать не хочу. Если среди прибывших найдется хороший стрелок и меня пристрелят, ждать помощи больше неоткуда. Наркоторговцы положат здесь всех. И Ника в том числе.
Крыша покатая и скользкая, оружие довольно тяжелое. Но сегодня у меня более удобная одежда, а еще — куда более значимая цель, чем залатать дыру в потолке.
Не тратя времени попусту, спускаю ноги на скат, расположенный с обратной стороны двора, сползаю по мокрой поверхности животом и лишь потом высовываюсь, чтобы осмотреться.
Во дворе люди. Трое стоят возле припаркованного катера с распахнутым люком. Один, с оружием наизготовку, обходит двор. Дверь барака распахнута, и неизвестно, сколько убийц вошло
Сквозь шум дождя доносятся приглушенные выстрелы. Это там, внутри. Сова говорила, что наркоторговцы не хотят оставить следов в бараке и постараются учинить расправу во дворе. Значит, это Ник? Но его пистолет стреляет не так — другой звук, такой издает что-то лучевое. Впрочем, вряд ли напарник станет использовать огнестрельное оружие без крайней необходимости — только привлечет к себе внимание. Нож и эффект неожиданности в данном случае — лучшие помощники.
Снимаю винтовку с плеча, подношу к лицу, чтобы лучше рассмотреть местность в прицел. Краем сознания отдаю себе отчет, как точно каждое мое действие с оружием. Однако память молчит, не спеша раскрывать секреты, где и когда я успела отточить свое мастерство. Оно и к лучшему — еще не хватало приступа на скользкой крыше.
Струи холодной воды текут по лицу, одежда липнет к телу, мокрые волосы щекочут шею — слишком много отвлекающих факторов. Но я ведь профессионал, не так ли? Даже если не помню.
В прицел могу рассмотреть лица троих мужчин, ждущих у спущенного трапа. Один из них что-то жует, другой чистит ножиком ногти, третий — полощет носок ботинка в луже. Спокойные и расслабленные. Для них это незначительная деловая поездка, после которой они протрут испачканную обувь, помоют руки и счастливо пойдут пить чай.
Крепче сжимаю зубы.
Я могу положить их тут, у катера, прямо сейчас. Всех троих. И уйдет у меня на это меньше чем по секунде на каждого. Но меня выдаст траектория выстрелов, и четвертый попытается «снять» уже меня. Вряд ли попадет, однако на крышу ведет только один выход — перекрыть мне пути отступления проще простого. А уже потом пристрелить с близкого расстояния.
Значит, пока стрелять нельзя. Нужно выбрать момент. Потому что отступать будет уже некуда. Неизвестно не только, сколько людей вошли в здание, но и сколько осталось в катере.
Вздрагиваю, увидев спускающееся по трапу новое действующее лицо — фигуру в белом. Теперь грудь и живот рубахи Филина пропитаны бурой, уже засохшей кровью.
Палец на кнопке пуска напрягается. Мне до боли хочется вогнать смертоносный луч между бровей этой сволочи. Знаю, что не промажу даже в дождь. А ещё лучше: отстрелить ему ноги, затем руки, прострелить пах и только потом завершить выстрелом в голову.
Смаргиваю видение корчащегося на земле человечка в белой с красным одежде. Филина я оставлю напоследок. Как бы мне ни хотелось, поддаться эмоциям сейчас — значит, заведомо проиграть бой и подставить напарника.
— Пусти, пусти, выродок! Аааа! — из барака появляется первый мужчина в черном, волочащий за собой Чайку. Прямо за волосы. Из разбитого носа женщины хлещет кровь (не везет ей с носом на этой неделе). Она то и дело падает, но не успевает подняться, так как мужчина не останавливается. А потому большую часть пути Чайку транспортируют волоком.