Птичка по имени Авелин
Шрифт:
47. В новую жизнь
– Ты, наверное, хотел чего-то большего? – растерянно спросила я Хиро, когда мы вышли из темноты часовни, жмурясь от яркого солнца. – Прости, я поставила тебя в неловкое положение.
Он вместо ответа наклонился и жадно поцеловал меня в губы – так, как никогда не целовал меня при людях. Как целовал только в спальне и то не всегда, только когда был в особом настроении. Я, кажется, поняла, что он имел в виду: я теперь его жена, неважно, как – главное, сам факт.
– У меня есть веревка, – сообщил он мне. – А в каюте прекрасная балка.
Сердце у меня ухнуло. Я мгновенно представила, как он опутывает меня своей верёвкой, а потом сводит с ума мучительно медленными ласками. Сразу стало жарко, а панталоны намокли. Брачная ночь? А почему бы и не брачный день? Нам обязательно ждать ночи?
Каюта была совсем крошечной: на полу тюфяк, у стены – ящик с крышкой, он же – стол, как видимо. И больше ничего.
– Ли, я взял на себя смелость покопаться в твоих вещах, – признается Хиро. – Прости. Платья почти все оставил, мы ведь решили потом в Ниххон, а там платьев не носят. Взял дорожный костюм, теплый плащ, белье и немного драгоценностей... деньги твои в банке. Если что-то понадобится – на месте купим. Плыть-то нам три дня всего.
– Ладно, – соглашаюсь я. – А своё все взял?
Он сбивается, смотрит на меня растерянно, а потом улыбается по-настоящему, так, что зубы сверкают:
– Веревку взял. Птичке не терпится?
Я молчу и краснею, потому что не знаю, как ответить. Но да, птичке не терпится.
Хиро, по-прежнему улыбаясь во весь рот, задирает голову. Наверху, действительно, балка. Я сглатываю и начинаю развязывать тесемки плаща.
– Я сам, – строго говорит мой муж. – Не шевелись.
Он медленно снимает бархатный плащ, потом расстегивает пуговки на лифе тяжёлого дорожного платья. Одежда на мне совершенно не располагает к любовным играм. Темно-синее платье со строгим воротничком под горло скорее присуще гувернантке, чем графине. Узкие рукава, плотный лиф, двойные юбки – для тепла. А Хиро явно получает удовольствие, расстегивая тугие мелкие пуговки, обтянутые белой тканью, а потом спуская платье с плеч. Оно подозрительно трещит, но нас обоих это волнует мало.
– Моя ласточка, – шепчет ниххонец мне в волосы. – Вся моя.
Спустя немыслимо долгое время платье, а следом и нижняя юбка тяжёлыми складками падают к моим лодыжкам. Сорочка скользит по телу вверх, прохладный воздух тут же покрывает тело мурашками. Хиро опускается на колени, заставляя меня переступить через сброшенное оперенье. Расшнуровывает ботинки, прижимаясь губами к коленям. Медленно стаскивает чулки и бельё. Он длинный, даже стоя передо мной на коленях, ухитряется щекотно целовать мне край рёбер. Я запускаю руки ему в волосы, развязывая вечный узел. Глажу, пропускаю их сквозь пальцы. Боже, это мой муж! Не тот, который недоступно-восхитительно-чужой, а самый близкий мне человек, которому можно доверять.
Он поднимает лицо вверх, ко мне – и я просто таю от нежности. Стекаю к нему вниз, сама тянусь губами к губам, но Хиро позволяет лишь легкое прикосновение, а потом поднимается и делает шаг назад.
– Хочешь на коленях? – спокойно спрашивает он, открывая ящик и извлекая из него моток веревки.
– А чего хочешь ты?
Он поднимается на носочки, практически касаясь кончиками пальцев дощатого потолка, пропуская веревку над балкой.
– Я много чего хочу, – ровно сообщает он. – Вытяни руки.
Витки жёсткого шпагата ложатся на запястья, на предплечья, опутывают локти, а потом он тянет за конец веревки, буквально вздергивая меня за руки. Я вскрикиваю возмущённо. Чтобы хоть как-то сохранить равновесие, приходится вытянуться струной, балансируя на цыпочках. Неудобно и что уж говорить – страшно. В такой позе я совершенно беззащитна. Моя грудь, которую Хиро теперь неторопливо оплетает верёвкой, и без того в последние дни чувствительная до боли, а теперь ещё и бесстыже выставлена напоказ, приподнята, чуть сжата. Я сама вижу, насколько это красиво... и развратно. А я ведь даже спать старалась в сорочке, даже при служанках стеснялась полностью обнажаться, и сейчас меня бросило в жар от стыда и совершенно неуместного вожделения.
Хиро горячо и влажно проводит языком по соскам, прикусывает зубами, и я изгибаюсь и сжимаю колени, взвизгивая.
– Больно!
– Правда? – в его голосе звучит самодовольство. – А так?
Он жадно, грубо втягивает сосок другой груди в рот. Меня всю трясет, грудь и плечи покрываются мурашками, бедра непроизвольно дергаются ему навстречу. Больно. Сладко. Горячо. Я больше не хочу его игр. Хочу, чтобы он просто взял меня без всяких прелюдий. Между ног так мокро, что влага едва не течёт по бедрам. Хиро не может этого не замечать, когда опутывает верёвкой живот, когда завязывает узлы, когда поправляет плетения, будто бы невзначай задевая половые губы. К тому моменту, когда завязан последний узел, и ниххонец отступает, разглядывая свое творение, я готова умолять. Тело от неудобной позы дрожит, руки покалывает, словно иголками.
Сегодня он снизу сделал по-другому, там два витка веревки. Мне остро не хватает того самого узла между ног, не хватает удовольствия. Хиро гладит моё тело кончиками пальцев, любуется, а потом задирает мою ногу, сгибая её. Руки пронзает боль, стоять на одной ноге совершенно неудобно.
– Раньше в Ниххоне провинихшихся наложниц ставили в позу цапли, – невозмутимо сообщает он, поглаживая внутреннюю сторону моего бедра. – И ласкали до тех пор, пока не потечёт "водопад".
– Водопад? – пищу я, не понимая.
– Не важно, – Хиро отпускает моё колено и уже довольно торопливо распутывает пояс кимоно. Его пальцы подрагивают от нетерпения, движения становятся резкими.
Пространство вокруг нас вдруг шатается, я окончательно теряю хрупкое равновесие, визжу, болтаясь на веревке, словно колбаса. Он обвивает рукой мою талию, удерживая.
– Корабль тронулся.
Как он ухитряется так быстро стаскивать с себя одежду одной рукой? Не понимаю, но он уже стоит рядом со мной совершенно голый и более чем готовый к бою.
– Я хотел медленно и долго, – сообщает Хиро, тяжело дыша. – Но я сейчас умру, если не возьму тебя.
Он подхватывает меня под ягодицы и наполняет точным движением. Учитывая, как я возбуждена – его член почти пронзает насквозь. Корабль шатает. Каюту шатает. Хиро шатает, он пытается двигаться размеренно и ровно, но то и дело сбивается с ритма.
– Черт, все неправильно, – шипит он, сминая в руках мои ягодицы и вбиваясь в моё тело глубокими рывками, от которых я могу только постанывать. – Ну и ладно. С тобой всегда всё неправильно. Подожди немного, птичка.