Птицы поют на рассвете
Шрифт:
Полуторка вынеслась из предместья и катила по сырому шоссе. В широких выбоинах, затянутых слюдяной водой, ветер торопливо выкладывал чешую. Свет утра уже распространился далеко, и все — коричневая трава на пригорках, приземистые, рыжие и, должно быть, колючие кусты вдоль дороги, воробьи на телеграфных проводах, — все сызнова начинало жить. Москва отодвигалась назад, дальше и дальше, и все-таки казалось, что она где-то впереди, и вот-вот машина помчится по улицам, пока не остановится у Крымского моста, перед домом, где стоят и ждут его Катерина и Светланка.
Кирилл опустил боковое стекло и выглянул
Дорога ворвалась в еловый лес, будто упала на дно тесного ущелья. Кирилл заметил проводную связь, она пряталась в кустах, потом возникала поодаль от обочины и снова пропадала. Значит, неподалеку деревня, в которой разместились службы полевого аэродрома.
— Прибыли, — подтвердил шофер догадку Кирилла.
Полуторка, сбавив ход, вынеслась на площадь, окруженную вперемежку липами, и кленами, и молодыми елками, пышно распустившими подол у самой земли. То тут, то там кучились деревянные и кирпичные дома, камуфлированные в зеленое и оранжевое — цвета этой поры года. На настуженной земле догорали опавшие листья.
Перед Домом культуры шофер остановил машину, Кирилл выбрался из кабины, сделал несколько движений, разминая затекшие ноги. Он заглянул внутрь кузова под брезентовую крышу.
— Живы?
— Живы! — дружно и бодро, командиру в тон, откликнулись из кузова.
— Жи-вы-ы! — Кирилл узнал Пашин голос. Паша выскочил из кузова, расцарапав руку, стряхнул проступившую кровь в траву и накрыл ранку сорванным с дерева влажным вызолоченным листком.
— О! — тут как тут вырос Тюлькин. — Уже кровь пролил, — воскликнул он с насмешливым сочувствием. — Герой. — И, хмыкнув, на всякий случай отошел.
Подкатила вторая полуторка.
Десантники поднялись на блестевшие после дождя каменные ступени Дома культуры.
Они ввалились в помещение, не проявив и малейшего любопытства к случайному крову, точно бывали тут не раз. Солдатский постой — и все.
Колхозный Дом культуры был неприветливо пуст. С потолка, со стен в разных местах обвалилась штукатурка и проступала голая дранка. Затоптанный пол просторного помещения хранил белые от осыпавшейся известки отпечатки множества сапог, словно перепутались сотни троп. На окнах засохла размазанная дождями пыль, и сквозь грязно-матовые стекла падал мглистый свет. Дверь в зрительный зал грубо заколочена досками, над ней, нелепая сейчас, висела вишневая плюшевая портьера. В открытые форточки залетал ветер, и складки на портьере расходились в стороны, как круги по тронутой багровой воде. А в углу громоздились как попало трубы, валторны, тромбоны — беспорядочная груда потемневшей меди. Плакат с обвисшими краями — должно быть, вывешенный перед самой войной — радостно приглашал на первомайский вечер.
Паша отыскал в передней ведро с мятым боком и оторванной дужкой, куском железа, валявшимся тут же, приколотил дужку и направился к выходу. Вернулся, ведро с водой поставил на скамью. По морозному цинку высыпали
— Открывай цирюльню, братцы-однополчане! — Сверкнуло узкое лезвие, будто Паша выпустил из рук короткую синюю молнию. Он расстегнул ремень, зацепил за гвоздь в стене, и, как сполохи, заметалась бритва по ремню — сверк-сверк… — Начали! — и легко повел бритву по щеке.
Все взялись за бритвы.
На двух крюках против окна висело овальное зеркало. Левенцов, бреясь, смотрел в зеркало, перед глазами проносились рваные тучи, а под ними глухо бились на ветру разъяренные вершины деревьев, мир с настойчивой последовательностью повторялся в прозрачной и спокойной глубине стекла и выглядел яснее, чем на самом деле. Левенцов локтем задел зеркало, оно сорвалось с одного крюка и покосилось, и сразу повалились набок и небо и лес. «Вот так и жизнь сорвалась с крюка, и все к черту повалилось…» — почему-то подумал Левенцов и хмуро усмехнулся. Паша поправил зеркало, и поднялся лес, выровнялось небо, и тучи продолжали свое движение. Левенцов рассеянно следил, как уходили они за крашенный бронзой багет. Он снял с бритвы мыльную пену и снова повел лезвие по щеке.
В положенное время ефрейтор из кухни здешней роты связи привез термосы со щами и кашей. Ели с аппетитом и весело.
Потом Кирилл и Ивашкевич отправились в штаб эскадрильи. Десантники ждали их возвращения. Поглядывали на дверь. Курили. Над головами от стены к стене вяло катились белые кольца дыма и оседали на потускневших стеклах окон. Длинный день тянулся нескончаемо и виделся таким, каким и был — угасавшим, нудным, серым, словно, догорая, весь осыпался пеплом. Воздух потемнел, стал тяжелым, глазам уже не хватало света. Михась затянул окна маскировочными шторами, повернул выключатель — и под высоким потолком ожила синяя лампочка, она казалась далекой, как звезда. Лампочка источала скупой холодный свет, почти не достигавший пола, будто и не свет это вовсе, а подкрашенная ожившая тень.
Десантники ждали. Ждали долго и терпеливо, как только солдаты умеют ждать, время обрело для них другой смысл и другое значение; то стремительное, полное напряжения, то недвижное, как придорожный валун, оно перестало быть истинной мерой длительности происходящего. Они сидели, переговаривались, вставали, бродили по пустынным залам, пахнущим пылью, безразлично поглядывая вокруг.
Паша несколько раз выбегал на улицу: должно же распогодиться! Вот опять хлопнул дверью. И возбужденно:
— Небо, доложу вам, братцы-однополчане, как обсосанный леденец. И луна!
А командир и комиссар все не шли.
Постепенно в сознание бойцов вкрадывалось тревожное сомнение.
— Не везет же… — прогудел Паша.
Наконец двери с шумом распахнулись, в помещение хлынула струя ветра и ударилась об стены, послышались гулкие шаги.
— Подымайсь!
Все торопливо двинулись к выходу. Ступали молча и шумно, будто беспорядочно ухали по полу молотки. В открытой двери виднелся зеленоватый свет, заливший небо и землю.
Машины с погашенными фарами понеслись по затихшей до утра деревне. Бойцы сидели в кузовах и смотрели прямо перед собой, они видели небо, напоминавшее спущенное сверху огромное полотнище с бледными звездными узорами, и, казалось, слышно было — ветер трепал его вдалеке.