Птицы в небе
Шрифт:
– Видел, – задумчиво проговорил Иван, – почему ты не хочешь просто оплатить квартиру?
– Она не примет.
– Она не примет, – повторил, кивнув, Иван, прихлёбывая из стакана.
И, поглядев на друга, увидел, что тот спит, держа в руке на подлокотнике рюмку…
12. Михаил Игнатьев
Судоверфи Игнатьева протянулись вдоль городской реки, которая каждые шесть с половиной часов взбухала от приходящей с моря приливной волны. Течение обращалось вспять до самых её верховий.
Небольшие
Дождливый осенний день близился к концу, и за окнами уже стемнело. Тяжёлые портьеры были неплотно закрыты. В камине полыхало огромное полено. Широкий стол тёмного дерева завален проектами и документацией. Поверх расстеленного чертежа валялся с десяток остро отточенных карандашей.
Сам Игнатьев, откинувшись в кресле, постукивая карандашом по столу и покачивая носком начищенного до блеска ботинка, задумчиво рассматривал молодого человека, сидевшего перед ним и представившегося как Иван Дорофеев. Раньше он не однажды слышал о нём – рассказывала Ирина.
Иван Дорофеев был другом Игнатьева, с которым они учились в одном университете. Принадлежал к хорошей семье, и, что стало так немаловажно с некоторых пор для Михайлы Андреича, уважал своего отца. Сам Дорофеев старший хвастал как-то в клубе «Белый слон», где собирались те, кто побывал хоть раз в Индии и Китае, а теперь – больше любители шахмат. Он расписывал трогательную заботу сына о нём так долго, что Игнатьев вынужден был покинуть собеседника под первым благовидным предлогом.
Все эти: «Папа, как вы себя чувствуете сегодня», «Что вы ели на завтрак», «Не позвать ли вам врача» – заставляли Михаила Андреича вести внутренний весьма шумный и непривычно эмоциональный монолог. «Да! Я не попал под паровоз и не остался без ноги! Да, я не пролежал в больнице полгода и не кровоточил месяцами как недорезанный хряк, как говорил тогда Дорофеев старший, это всё ужасно… Но я тоже отец…»
Сейчас обида на сына всколыхнулась с прежней силой. И тут же всплыли в памяти слова жены, брошенные как-то сгоряча: «А ты… ты когда-нибудь хвалил своего сына?»
Вначале господин Игнатьев был готов выставить посетителя, едва будут соблюдены приличия. Но чертёж, который принёс Иван, оказался чертежом подводной лодки. Озадаченно потерев переносицу, Михаил ещё раз посмотрел на сигарообразное туловище лодки с винтом в хвостовой части. Задумываясь не раз о таком судне, Игнатьев представить даже не мог, что в скором времени увидит его проект, да ещё на своём столе. В углу чертежа умелой рукой был сделан карандашный набросок судна.
Опять подняв глаза на посетителя, господин Игнатьев спросил с улыбкой:
– Весьма и весьма. Но где же ваш поручитель, Иван Ильич? Вы упоминали, что мой сын подойдёт в течение нашей встречи.
– Он обещал, господин Игнатьев, остальные его намерения мне не известны, – Иван подоткнул очки и вежливо улыбнулся.
Игнатьев кивнул.
– Хорошо. Скажу прямо, ваш чертёж меня заинтересовал. Я мог бы поспорить о деталях, но не буду, пока не изучу его досконально. Полагаю, вы не надеялись, что я тут же брошусь им заниматься? – рассмеялся дружелюбно Михаил. – Я рассматриваю данный проект, как вашу визитную карточку, не более того. Пока, во всяком случае, – уточнил он.
Иван кивнул. Он флегматично смотрел на полноватого, лысеющего человека перед собой. Не сказать, что ему хотелось очень поступить на службу, но дела его были плохи. Каждый месяц ему едва хватало ренты, чтобы оплатить жильё и скудное пропитание.
Порой приходилось говорить Анюте, приходившей у него убирать и готовить, что он не очень любит мясо, или, что стерлядь слишком жирна и ему хватит бекона, а то и одних яиц. Однако он точно знал, что сам бы ни за что не отправился искать работу, и теперь проговорил наскоро заготовленные фразы:
– Игнатьев сказал, что вы ищете человека, знакомого с проектированием морских судов, знающего языки, способного к деловой переписке. Не склонен расхваливать себя, просто предложу вам свои услуги. Мои дела обстоят, увы, так, господин Игнатьев, что я буду рад работе. Мог бы заниматься и проектированием, и переводами, и деловой перепиской, в том числе. Впрочем, вы знаете, что я учился вместе с вашим сыном и успешно закончил гимназию, потом университет, пять лет работал в юридической фирме отца. Вы также знаете, наверное, что долю отца в фирме пришлось продать, когда с ним случилось несчастье. Требовались деньги на лечение. Большие деньги. Игнатьев нам очень помог тогда, за протезирование он не взял ни рубля, а это стоит больших денег, поверьте.
Михаил Игнатьев кивнул. Да, и об этом ему было известно.
Он давно искал грамотного специалиста после ухода старика Глазьева. Но Дорофеев слишком молод. С другой стороны, вот уже три месяца ему приходилось разбираться со всем потоком дел самому.
Он нажал кнопку звонка на столе. Вошёл его секретарь Бобрин с вечерним чаем, принёс блюда с холодным мясом, пирогом с щукой и булочками с яблочным вареньем. Сервировал на троих маленький стол в углу комнаты и ушёл.
– Прошу, – проговорил Игнатьев, проходя к столу и садясь в глубокое удобное кресло, – предлагаю на время оставить наш разговор и перекусить. Если вы желаете чего-нибудь посущественнее, а может, и покрепче, стоит только сказать Бобрину.
«Ждёт Игнатьева», – подумал Иван, посмотрев на три чайные пары и на количество еды.
– Благодарю, но не стоило беспокоиться, – сказал вслух он, – я не голоден.
Игнатьев махнул рукой ему на кресло напротив:
– Бросьте, мы же не совсем чужие, право.
И с аппетитом впился зубами в ломоть пирога. Иван последовал его примеру и не без зависти отметил, что буженина отменна. Он такой давно не пробовал.
– «Известия» сегодняшние видели уже? – спросил вдруг Игнатьев, с любопытством поглядывая на молодого человека из-за волнистого края тонкой фарфоровой чашки. – Сенат предложил закрыть границу с Внеземельем.