Пугачев Победитель
Шрифт:
Мышкин-Мышецкий искоса посмотрел на лежавшую перед Хлопушей карту. Нагнулся, стал измерим. расстояние между двумя пунктами. Подумав, им мол вил:
Авось и довезут! Посмотрим...
Справимся, со всеми справимся!—словно успо- tui и пая самого себя, ответил Хлопуша.— Силы-то у мне не занимать. Мужик— дурак, всем миром за Пи I юшку Петра Федорыча... Допустили мы его к земле, ну и уцепился и ногтями, и зубами.
Да будет ли из этого толк? Вон бывшие бар- • кие земли так и остались не засеянными озимым. Да и на своих, крестьянских землях прошлую осень что-
не очень-то работали. Праздновали да делились, друг на друга из-за лужков да рощиц головы прола- ммиали.
Вывернемся!—сказал Хлопуша, поднимаясь.— г, говорю, утрясется. Самое трудное сделано...
Ой ли?—усомнился князь.—Я раньше и сам так думал: лишь бы немку с престола сковырнуть, а там, мол, все, как по маслу, пойдет...
А теперь что думаешь? — спросил Хлопуша, направляясь к выходу.
А теперь так думаю: развалить державу не так уж трудно оказалось, а вот новое наладить—ой, как трудно оказывается. Пустили мы с тобой по дремучему лесу огонь, думали, траву выжжет, а лес не тронет. Ад, оказывается, и лес загорелся да так-то полыхает.
Прощай, присходительство! Пойду водки добывать,— сказал Хлопуша, уже стоя в дверях.— Нагнал ты на меня тоску, признаться...
Прощай! — ответил Мышкин-Мышецкий.— Смотри не запей. Будет уж и того, что сам наш богоданный да помазанный неделями не высыхает..
Дверь за ушедшим Хлопушей закрылась.
Снова Мышкин-Мышецкий нагнулся над географической картой и принялся ее внимательно рассматривать.
Эх...
Нетерпеливо свернул карту и швырнул ее в угол. Подошел к окну, распахнул занавески, посмотрел.
Сквозь запотевшие стекла смутно виднелись ярко освещенные окна главного здания дворца. Там еще продолжалось пиршество. На дворе двигались причудливые тени: слуги увозили по домам выбиравшихся из дворца то по одиночке, то шумными ватагами пьяных гостей «пресветлого царского величества»—Емельяна Ивановича Пугачева, капризной волей судьбы ставшего «анпиратором».
Пируй, пируй, мерзавец! — злобно вымолвил Мыш- кин.— Долго ли тебе, смерд, пировать-то придется?!
В это время в пиршественном зале догорала буйная попойка. Хор военных трубачей, добрая половина которых еле держалась на ногах, нестройно играл старые казачьи и разбойничьи песни. В одном углу разошедшиеся сановники и сановницы «анпира- гора» плясали русскую, не заботясь о том, что играет хор, в другом — шел ожесточенный и совершенно |'осмысленный спор и мелькали кулаки, но до дра- | и дело не доходило. На помосте, куда допускались Т'им.ко высокопоставленные персоны, на большом, обитом алым бархатом диване с позолоченными in кками сидели пьяный «анпиратор» и его новая фаворитка Марина Чубарова, семнадцатилетняя ниш ноте лая голубоглазая казанская красавица из ' I ароверческой семьи, стыдливо прикрывавшая свой "(ичображенный беременностью стан персидской шалью.
— Ндравится?—в сотый раз спрашивал Марину Пугачев.— Здорово запузыривают наши енаралы?
Ндравится.. А только не ездил бы ты, осударь, к Чугуновым!
Вона! — засмеялся ленивым смехом «анпира- гор».— Неужто не ндравится, что я еду?
Не ндравится! Ой, не ндравится! — капризно твердила Марина.—Очень, подумаешь, нужно тебе ведь- медев стрелять там каких-то?! Еще задерет тебя ведмедь, ч«чч> доброго. А я тогда как буду?
Меня задерет? Анпиратора-то? — возразил Пугачев.— Да я его... Хо-хо-хо_.
С девкой какою гулящей, гляди, сведут тебя та мотка,— продолжала хныкать Марина.—Они, Голо- Породькинские, дошлые!
Хо-хо! А ты не ревнуй! Сказал — женюсь, ну и • "нюсь! Чего тебе ищо? А потом и коронацию для Тебя, дурехи, сварганим. Мне-то уж не надо: и я так коронованный. Одно слово, божий помазанник... Только для тебя и стараюсь. Митрополита из Киева ни пишем. Напишу Полуботку, он и доставит. Оченно просто.. А потом мы растрясем того Полуботка с его силами. Зазнался, собачий сын. С цесарцами снюхался Да и Бугаю рога обломать придется. Тоже, воряга, фордыбачит.- А потом пойдем Варшаву-шаршаву уре- юнивать.
Язык «анпиратора» заплетался все больше и больше. Внезапно Пугачев поднялся и закричал пронзительным голосом:
Гей, слуги мои верные! Енералы да адмиралы храбрые. Казаки мои лихие!
Остановился. Засмеялся. Забыл, что хотел сказать, подумал-подумал и крикнул:
А гоните-ка вы всю эту сволоту по шеям! Будет, надоело! Спать пора! Спать, спать...
Повернулся к продолжавшей сидеть на диване Марине и, с трудом удерживаясь на ногах, потянул ее к себе:
Пойдем... спать. А завтра—айда, други!
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Н
овый любимец «анпиратора» «генерал-аншеф» Минеев, бывший провинциальный армейский поручик, преждевременно облысевший и уже порядком отяжелевший и обрюзгший человек лет тридцати, г квадратными плечами, короткой, воловьей шеей, плоским, словно вырубленным топором из ноздреватого камня лицом и выпученными, как у рака, глазами, до взятия Пугачевым Казани занимал весьма скромно! место среди пугачевцев и старался держаться к гони, по-видимому, не очень веря в успех. Но уже о тогда в стане пугачевцев он был на виду, как один и I первых настоящих и образованных офицеров, перешедших на службу к «анпиратору». После того, как по поносу Минеева был зверски казнен офицер, попавший вместе с ним в плен к пугачевцам и лишь притворно примкнувший к ним в надежде на возможность побега, который имел неосторожность доверить Минееву свой план, Пугачев поручил Минееву коман- донание составленным из попавших в плен или пере- Пг.кавших к Пугачеву молодых солдат пехотным полном. В Казани, когда шли кровавые расчеты победите мей со сдавшимися защитниками несчастного горо- дп, ведомый на казнь с другими офицерами восьмидесятилетний отставной полковник Портнягин, проходя мимо спокойно глядевшего Минеева, своего дальнего Р" (с гвенника, вырвался из рук конвоиров, старческими руками вцепился в шею изменника и раньше, чем Конвоиры успели его оттащить, плюнул в глаза ему, | рима:
Подлец! Анафема! Анафема!
Минеев потерял голову. Нападение старика ошеломило его, и он испугался, так как цепкие пальцы Портнягина чуть не раздавили ему горловой хрящ. Но едва конвоиры оттащили Портнягина и сбили его с ног, Минеев пришел в неистовство. С хриплым ревом он бросился на упавшего старика и заколол его свой шпагой, потом кинулся на других пленных офицеров, одного убил, нескольких ранил.
Пугачев видел все происшедшее и хохотал до упаду, поощряя расправлявшегося с беззащитными жертвами предателя криком: «Так их, так их, барчат!» С тех пор он приблизил Минеева к своей персоне. При движении от Казани на Москву Минеев, уже получивший от «анпиратора» чин генерала, командовал целой армией и перещеголял даже Хлопушу жестоки ми расправами с попадавшими в руки пугачевцев дворянами и офицерами. Казалось, в их крови он хотел смыть нанесенную ему стариком Портнягиным личную обиду. При взятии Москвы он проявил распорядительность тем, что позаботился вовремя занять кремлевские дворцы, присутственные места и многие богатые дома частных владельцев сильно вооруженными и дисциплинированными отрядами из старых сол дат. Когда пьяная чернь бросилась грабить Кремль, Минеев не постеснялся встретить ее картечью. Он перебил несколько сот человек, многих утопил в Москве-реке, захватил и повесил вожаков, навел панику на остальных и восстановил порядок. Подоспевший Пугачев одобрил эти действия своего нового генерал и и тут же назначил Минеева комендантом Кремля. В этой должности Минеев оказался в ложном положении: с одной стороны, она делала его почти неза висимым, а с другой — он должен был подчинять ся властному и сварливому Хлопуше, получившему чин фельдмаршала. Свою службу Минеев нес с вер ностью и усердием злого цепного пса, и с этой сторо нып ридраться к нему было трудно, при том, что и сам «анпиратор» все больше и больше привязывался
I нему. Многие попытки Хлопуши оттереть Минеева, услав его, например, куда-нибудь в провинцию, или подорвать в Пугачеве веру в преданность Минеева, I ис бывшего дворянина и барина, встречали, против и кидания, упорное сопротивление со стороны «анпиратора». Когда Хлопуша наговаривал на нового любим- иа, Пугачев хмурился и отвечал:
Экой завидущий ты какой, Хлопка! Чего ты илобствуешь, скажи пожалуйста? Чего не поделили? Из дворянов он! — хрипел и гундосил Хлопуша.— дворянов и руку тянет. Вот стал набирать для пехоты офицерье старое!