Пугачев Победитель
Шрифт:
Jto соответствовало истине: Минеев теперь уже не лютовал так, как раньше, а напротив, старался приманить на службу «анпиратору» настоящих офицеров, и но ему до известной степени удавалось. Принятых { на службу офицеров Минеев держал в ежовых рука- мццах и при малейшем подозрении разделывался с ними безжалостно. Когда заходил разговор по этому Поводу среди приближенных Пугачева, Минеев говорил прямо:
Без регулярного войска вы и трех недель не Продержитесь, ежели с кем драться по-настоящему f придется. Да и чернь в повиновении долго не пробудет.
Юшка и Прокопий Голобородьки упорно высказы- | ютись против регулярного войска, заявляя, что каза- I Чес гво всегда умело обходиться без него. Но Минеев I тмсрдил свое:
Вздор все это. Где нет постоянного войска, там J «иг>о приходится устраивать дело как у запорож- I пси, у которых все воины, либо постоянно терпеть о* более сильных соседей. Без войска России не жить. ИI деревенских обормотов быстро хороших солдат 1ис сделаешь. Покуда ты рекрута обломаешь, выучи ни. его хоть в строю держаться да на часах не (Пить, год уходит. На всякие «народные ополчения» рассчитывать не приходится. В военном деле без науки не обойтись, не на кулаках теперь дерутся.
А раз нельзя обойтись без постоянного войска, то нужны и хорошие офицеры, которых у нас нет. Нечего и разговаривать..
А постоянное войско возьмет да и пойдет против народа!—стояли на своем старообрядцы.— Из офице- рей опять господа благородные народятся!
Да «господа благородные» уже народились. И без офицеров всех не перечтешь. Те же урядники да есаулы, атаманы да всякие нынешние воеводы из бывших крепостных да беглых солдат, приказных да варнаков, да начетчиков, да кулаков деревенских!
Ты бы полегче! — предостерег Минеева Юшка Голобородько.— А то по-твоему выходит так: для того мы и кашу заварили, чтобы старых бар спихнуть, а самим народу на шею сесть.
Нет, ты так говорить не моги! Мы народушке волю дали, мы ему землю дали!
Дать-то дали, и он, народ, уцепился. А что он из этой воли да взятой земли сделает, это еще посмотреть надо. Вон мужичишки-то, волю получив, никаких податей платить государю не хотят, а из-за земли смертный бой идет повсюду. Деревня на деревню, село на село идет с дубинами да с топорами. Леса везде валят. А что дальше будет, о том некому и подумать..
А ты бы, баринок, видно опять хрестьян в крепостные обратил?
Не во мне сила... Мое дело солдатское. А вот посмотрим, как дело обернется. Я государю верный слуга, об его выгоде и забочусь. Остальное меня не касается А ежели вижу, что не так идет, то по долгу совести и присяги прямо и говорю. Пускай государь своим светлый умом разберет, да как чему быть и постановить.
Правильно говоришь! — вмешался Пугачев.—Дело- то такое выходит.. Вон и старый колдун, Мышкин- Мышецкий, тоже говорит: идучи на Москву, думали, что самое главное—Катьке шею свернуть да власть
| лГф.ять, остальное, мол, приложится. А стала держава наша — и видим мы, значится, что со многим неуправ- кл пыходит. Не так выходит, как гадали да решали._ А что насчет войска постоянного, то Минеев прав: без войска пропасть можно.
– Нет, ты, величество, погоди! — перебил Проко- иий Голобородько.— А с каким войском мы царицыны войска расколошматили?
Да кто их расколошматил-то? — засмеялся Пугачев.— Ежели правду сказать, то било нас солдатье, | до только попадало. Дуло нас и в хвост, и в гриву, и говеем бы нас скоро прикончило, да как потопла Катька, само рассыпалось. Не из-за чего стало де- Р I аться. А державе без войска не быть. Все развалит- щ... Оченно просто. А бояться ахвицерей нашему величеству неча: в руках будем держать, так они, окромя пользы нашему государеву делу, никакой вреды принести не могут.
Хлопуша в этом споре сторонился и явно колебал- сл. С одной стороны, и он сознавал, что без постоянной армии, хорошо обученной, имеющей дельных и опытных офицеров, никак не обойтись, и на дикую, пьяную, буйную, кровожадную и трусливую ораву, которая называлась «храбрым войском его царского величества». смотрел с нескрываемым презрением. Ценил он только собственную «гвардию», почти сплошь состо- иищую из острожников и сибирских варнаков, верховным главой которых был он сам, бывший острожник и варнак. А с другой стороны, он откровенно побаивался той регулярной армии, над созданием которой мочился Минеев, потому что чуял в ней враждебную "ссрожникам и варнакам силу. Главное, в нем говорила ненависть дикаря к человеку, который обладал многими знаниями, совершенно дикарю-каторжнику недоступными. Эти немудрые знания провинциального армейского офицера казались Хлопуше чем-то ннизким к колдовству. И Хлопуша, отказывавшийся верить в бога, совершенно искренно верил в дьявола
и сдавал перед Минеевым, когда тот сумрачно говорил ему « Ну, тебе, друже, этого не понять! Тут наука нужна!»
Но еще больше терялся бывший атаман грабителей с большой дороги перед стариком, князем Мышкиным- Мышецким, который и впрямь казался ему колдуном. Однако князь держался так, что в нем Хлопуша соперника себе не видел, тогда как Минеев, с которым Пугачев сдружился словно назло Хлопуше, и впрямь грозил оттереть каторжного «фельдмаршала», а потом, быть может, и уничтожить его. Хлопуша вот уже несколько месяцев обдумывал, как бы избавиться от ставшего опасным соперника. Оба зорко следили друг за другом, боялись и подстерегали друг друга на каждом шагу, старались обзавестись сторонниками, на помощь которых могли бы надеяться. Перевес пока был явно на стороне Хлопуши, потому что его поддерживало все племя Голобородек, стоявшее во главе могущественного «пафнутьевского согласия», а Пугачев давным-давно бы погиб, если бы «пафнутьевцы» не поддерживали его и средствами, и людьми. Но Минеев после взятия Казани породнился с другой старообрядческой семьей, немногим менее могущественной, чем Голобородьки,— с Чубаровыми. А связь Пугачева с голубоглазой Мариной Чубаровой делала его в некотором роде родственником «анпиратора» и укрепляла его положение. Но это же усиливало опасения сторонников Голобородек и озлобление Хлопуши. За последнее время Минеев все чаще и чаще начинал сознавать, что вокруг него чьими-то руками неустанно плетется паутина, за каждым его движением следят незримые соглядатаи и на каждом шагу он рискует попасть в какую-нибудь хитро устроенную ловушку. Сам «ан- пиратор» иной раз полушутя-полусерьезно предостерегал его, говоря многозначительно:
— Берегись, Бориско! Многие до шеи тваво благородия, то бишь, присходительства добираются. Оченно хочется комуй-то там шею тебе, как курчонку свернуть!
Шея у меня не цыплячья: толстая! — отшучи- | | и I Минеев.— Авось не задавят.. Лишь бы ты, ни ударь, свою милость ко мне сохранил.
Я что? Я, брат, вижу твое старание. Я к тебе во кш милостив. Держись за меня, как вошь за кожух цг|> ки'гся, все такое, а я тебя не выдам. Ну, только надо прямо сказать, «они» и без меня сварганить могут. Чуть ты, скажем, зазевался, глянь, они тебя, |щгт божьего, и подставили под обушок. Остерегайся, гоморю..
Минеев отвечал, что он не из робких. Авось.. Но и чушс он сознавал, что опасность велика, и, действи- и о но, остерегался. Он добыл тонкую стальную кольчугу и носил ее тайком под платьем, не снимая с себя ми днем, ни ночью. Боялся быть отравленным, и ради ною принимал всяческие меры предосторожности. Нигде не показывался в одиночку, брал с собой дм>л. их телохранителей из бывших царицыных гвардейцев, в преданность которых верил. Почти перестал linn., совершенно резонно считая, что пьяному челове- | у куда легче попасть в какую-нибудь ловушку. В то, что владычество «анпиратора» над Россией окажется долговременным, он и сейчас не верил. Наедине с самим собой, перебирая в памяти все разыгравшиеся соОытия, он рассуждал так: «Поднялась чернь подлая, 1'н Iигралась вольница, взяла верх сволота всякая, in дота шалая. Ну, и донесла до трона царского к и 1ачишку лукавого да пьяного на своем хребте. Л только трон-то этот не из золота, а из грязи. Ii"г вот развалится. Да и сам «анпиратор»—куда он и правители годится? Волк степной, бешеный. Лу- мшства, хитрости звериной уйма, а ума настоящего Мету. Сам не знает, что делать надо. За свою шкуру