Пугачев Победитель
Шрифт:
Холодный пот покрыл все тело Минеева. Заныли затекшие руки. Застучало в висках.
У, душегуб треклятый! — пробормотал он, сбрасывая с себя покрывало и приподнимаясь.— Мало ты, пес смердящий, человечины сожрал? До меня добираешься? Да я тебя!..
Страшный образ Хлопуши рассеялся в теплом воздухе. Минеев снова улегся и накрылся одеялом. Но теперь лежал на правом боку, и чтобы не поддаваться тревоге, принялся считать и пересчитывать в уме свои богатства и вспоминать, сколько каких камней и какой приблизительно цены уже зашито в замшевом поясе. Это отогнало тревожные
Он заснул, но спал чутким, сторожким сном солдата, привыкшего и во сне быть начеку. Чуть треснет лампадка, горящая в углу перед старинными образами, чуть зашуршит что-то за коврами, чуть задрожат маленькие стекла в оконной раме,— и тяжелые припухшие веки уже шевелятся тревожно и на плоском лице появляется выражение готового проснуться и вскочить на ноги человека.
Пробили башенные куранты близких ворот Кремля шесть раз, возвещая близость рассвета. Минеев вско- •mil, как встрепанный, и крикнул спавшему за дверью mi кожаном диване денщику:
Васька! Умываться! Сбитню давай!
Часа два спустя из Кремля вынесся и промчался, пересекая Москву из конца в конец, огромный «ан- ннраторский» поезд, состоявший из полусотни роскошны ч саней самых разнообразных форм, включая и н" колько громоздких карет на полозьях. Впереди им v рем летели отборные конники конвоя, наряженные iiа иисами, а сзади—сотня киргизских «батыров» с их
I (ем, князьком Рахимом Ибрагимовым, и сотня Пиннсир.
Предполагалось, что с «анпиратором» в одних санях, к |и *мо Минеева, поедет Юшка Голобородько. Но когда Hp копий привел Юшку, тот оказался пьяным до |«| ой степени, что в двух шагах от саней позеленел и чу и не свалился. Его одолевала тошнота.
– Оно ничего! Право слово, ничего! — засуетился Ир копий.— Вышел на воздушок из тепла, ну, его и му ги г. Ведь правда же, Юшенька, соколик? Ты сейчас
ем молодцом будешь!
Плевать, сволочь, будет!—сказал сердито «анпиратор».— Гоните его в шею, пса шелудивого!
Так я заместо его сам с тобой сяду, осударь,— предложил Прокопий, в планы которого не входило ot I«внять всю дорогу Пугачева с его новым любимцем.
Л от тебя перегаром воняет! Убирайся и ты! г одним Борькою поеду! — решил «анпиратор».
Иод Голобородьки стушевались и поместились в дру- ин санях.
Когда поезд тронулся, Пугачев злобно усмехнулся и мокнув головой, вымолвил:
Видел, Бориска? Они, начетчики, готовы сразу и и.1 тгорбок мне усесться. Сторожат, псы, как сол- нтп колодника острожного...
Минеев молчал.
Надоело это мне!—продолжал «анпиратор».— И наскучило! В кишки они мне въелись, езовиты.
Ходют за мной следком, как няни за малым робен- ком. Опекуны нашлись непрошенные. От жадности скоро утробы полопаются у всей ихней семейки. Рвут кус за куском. Третьеводни на ельтонскую соль откуп выцыганили у меня. На всю, значит, Волгу хозяевами заделаются, щуки зубастые. А теперя пристают,— отдай им и водку во всей Московской округе на откуп.
А
Тебе легко сказать — не давай! — омрачился Пугачев.— Посидел бы ты на моем анпираторском месте!
Упаси господи! — от души вырвалось у Минеева.
Понимаешь мою жисть?! — угрюмо засмеялся «анпиратор».— Не велика, брат ты мой, сладость в царях ходить. Я на день сто раз за башку хватаюсь: цела ли? А ежели цела, то крепко ли на плечах сидит? А ежели крепко сидит, то моя ли аль чужая?
Разгорячившись, он зачастил:
Что это, право? Какой такой порядок? Разе с помазанниками так поступать полагается, скажем, по священному Писанию? Разе с меня воля снята, что я без ихнего дозволу и шагу ступить не смею? Вон, Игнашка Бугаенок, стерва, какую пакость учиняет. Совсем Донщину от Москвы оторвал. А заговорил я, что, мол, это какое же такое дело выходит, да что, мол, казачишкам рога обломать пора, так они, Голо- бородьки, на дыбки: тебя, мол, кто, как не казаки, на родительский пристол отечества посадили? Ну, и дол- жон, значит, ты им всякое уважение. А что же я после того за царь такой да еще анпиратор и все такое, ежели какой-нибудь шелудивый Бугаенок мне всенародно в бороду наплевать может, а я его, собачьего выпорка, и пальцем тронуть не смей?
Опять с Полуботком — кто всему причина? Они же, Голобородьки. Мышкин-князь меня тогда же упреждал: нельзя, мол, на такое согласиться, чтобы отдать
II нуботку Украину еле не всю. Разрушится, мол, ш-ржава, а поляк морду вверх задерет. А они, Голобо- I " и-ки, в одну душу; Полуботок—человек верный. А < кели, мол, хохлов не ублаготворишь, Катькиным енаралам свободный ход из Туретчины до Москвы не гднвтся. Ну, ладно! Хохлов-то мы ублаготворили, маралы у волошского господаря чуть не в остроге | именном сидят, ходу им, верно, нету. Да нам-то
^
тдость какая? Оттяпали от державы какую кусину! 11 поставили всюду свои заставы. Да не пропускают н нашу сторону с юга ни соли, ни рыбы. Везли армяне и I Кафы серы пятьсот бочонков для наших пороховых in йодов, а Полуботок, поганец, возьми да и забери всю |' hi серу. А мы из чего порох делать теперь будем? II" I пси тоже не дураки: ничего не пропущают. Через Гигу да через Питер тоже не получишь, там пока что | рн агоры да енаралы, да адмиралы Катьки покойной • иди г. А сволота, что ни день, орет: пойдем, мол, в Питер,
барам шеи свертывать, головы откручивать.
А юго, дура, в толк не возьмет, что на Питер-то тоже - гппыми кулаками не полезешь. Так ошпарят, что вся но ура с тела слезет..
<>х, и рассержусь же я на всех этих опекунов, да шептунов, да советников непрошенных! Ох, да и набе- pv п. ice я старого духа, настоящего, казацкого! Ох, да и примусь я из моих ворогов лучину щепать! По-ка- •мпкп Как следовает.. То есть, чтобы пух и перья во гороны летели...
Да что же ты, Борька, молчишь? Словно воды в рот нипрал, стервец. Анпиратор твой тебя своей дове- I" и мости жалует, а у тебя язык в какое-то место н I >шуло!