Пуговка для олигарха
Шрифт:
— Это ты виновата в аварии! До того, как ты здесь появилась, Юсуф никогда не брал машину ночью. Признавайся, куда вы ездили? Чем занимались? Зачем ты прицепилась к моему сыну, как репейник? У него ничего нет, чтобы заинтересовать русскую девушку, — ни денег, ни квартиры, ни машины! У него есть только строгое воспитание и семейные обязанности! Кто теперь позаботится обо мне и девочках?
Надя вспыхнула, словно её отхлестали по щекам. Несправедливые слова Нины причиняли боль, но и без них Надя ощущала вину. В конце концов, если бы они не поехали развлекаться, ничего бы
Теперь этого не случится — никаких прогулок, экскурсий и музыки Наймана. Она упала ниже плинтуса в глазах Глеба. И в глазах Нины. Да и тётя Поля наверняка винит её в ночном загуле, даже если молчит на эту тему. Вряд ли она в восторге, что Рафаэль возил сестру по клубам.
— Нина, тебе совершенно не о чем беспокоиться, — сказала тётя Поля. — Глеб Тимофеевич позаботится о Юсуфе, а я позабочусь о вас и ваших дочерях. Обещаю, мы не оставим вас в беде! Я даже повышу вам зарплату на пятьдесят процентов, давно надо было это сделать. Вы с Юсуфом — прекрасные работники. Взамен прошу не обвинять мою племянницу и ни с кем не обсуждать это дело.
Надя в удивлении обернулась к тёте и наткнулась на предупреждающий взгляд. Всё понятно: она защищала не племянницу, а своего «малыша». Не дай бог Надя захочет оправдаться и выложит Нине правду! Тётя Поля не могла этого допустить. Если Глеб защищал сына, не зная о его вине, то тётя делала это с открытыми глазами. Она знала, что Рафаэль — убийца.
— Спасибо, — выдавила Нина, промакивая глаза. — Извините, я зря накинулась на Надю. Юсуф — взрослый человек, и сам должен нести ответственность. Пойду готовить завтрак. Какой смузи вы хотите — фруктовый или овощной?
— Овощной, разумеется. Во фруктах слишком много фруктозы.
Наде стало противно. За деньги можно заткнуть даже плачущую мать. Она встала и босиком пошла в коттедж для прислуги. Чудовищные туфли она давным-давно скинула. Есть не хотелось. Надя ощущала только усталость, глухое раздражение против Рафаэля и беспокойство за Юсуфа. И бесконечный, жгучий, нестерпимый стыд перед Глебом.
Она долго стояла в душе с закрытыми глазами. Намыливалась — и смывала пену, намыливалась и смывала. Всё добавляла и добавляла горячую воду, пока спину и плечи не начало жечь огнём. Потом направила струю между ног и тёрла, тёрла, тёрла, словно хотела начисто стереть грязные события ночи.
Как она могла так ошибиться?
Она зашторила окна и легла в постель, но сон не шёл. Крутилась с боку на бок, то скидывала одеяло, то натягивала. На улице шумели деревья, где-то далеко кричали и смеялись дети.
Раздалась телефонная трель, и Надя подпрыгнула на кровати. Звонила Любаша. Надя долго смотрела на высветившееся имя, решая, ответить
— Да, — Надя нажала на зелёную кнопку.
— Надюшка, привет! Чего не звонишь?
— Да так, закрутилась что-то…
— Ещё бы! Тебе в Москве, небось, не до нас. Как дела, рассказывай! — потребовала Любаша.
— Я потратила все деньги на ткань и фурнитуру, — созналась Надя.
Рассказать о Рафаэле она не посмела. Ей очень хотелось поделиться с сестрой горестями, но заставлять волноваться беременную женщину — плохая идея. Она признается Любаше в своих грехах, когда вернётся в Юшкино. Наверняка это случится совсем скоро.
— Я так и думала! Хорошая хоть ткань?
— Самый лучший в мире хлопок. Тонкий и прочный, а на ощупь как шёлк.
— Ну и молодец! Имеешь право хоть раз в жизни себя побаловать.
Надя не стала уточнять, что из этого хлопка она планировала сшить рубашку дяде. Вряд ли теперь получится. А если получится — примет ли он подарок из рук недостойной?
— А у нас новость! — весёлым голосом сказала Любаша. Давно у неё не было такого голоса. — Приходил Данила Кандауров — разговаривал с мамой и Маратом.
— Зачем? О чём?!
— О тебе, конечно! С порога заявил, что ты дала предварительное согласие выйти за него замуж, и он готовится к свадьбе. Калым Марату он не даст, потому что вы оба православные, но оплатит банкет и платья — тебе, мне и маме. И повезёт тебя в Египет в свадебное путешествие! Надька, ты хочешь в Египет?
— Хочу, но замуж за Данилу не пойду. Я ничего ему не обещала. Я лишь согласилась поговорить позже, после Москвы.
Вряд ли она будет нужна ему после Москвы.
Тем лучше.
— Не знаю, что ты ему обещала, но он считает тебя своей невестой. Всем уже разболтал. Его родители здороваются с нами и дают продукты в кредит. Прикинь, как здорово! Мы больше не изгои.
— Любаш, ты же просила меня остаться в Москве — схватиться зубами за любую возможность и держаться, — напомнила Надя.
— Да, но я же не знала, что Данила к тебе посватается! Если с Данилой, то можно и в Юшкино по-человечески жить.
— Ты считаешь, он мне подходит?
— Он тебя любит, — ответила Любаша, — и хочет на тебе жениться. К тому же у него есть работа и нормальные родители. Это в миллион раз больше, чем могут предложить другие парни в Юшкино. Поверь мне на слово, Данила — не самый плохой вариант.
— А твой парень… совсем против свадьбы? — рискнула спросить Надя.
Обычно Любаша очень остро реагировала на подобные вопросы, ругалась и плакала, но в этот раз ответила просто:
— Он подлец, Надюша, самый настоящий подлец. Не думай о нём.
После тёплой беседы с сестрой муть на душе улеглась, и Надя заснула. Проснулась под вечер, с трудом разлепила опухшие от слёз глаза. В кресле напротив кровати сидел Глеб и что-то читал в телефоне. Увидев, что она проснулась, он прервал чтение.